§4. Политические партии и группировки России о политических перспективах страны накануне первой мировой войны.

Правые партии и группировки.

        Уже в мае 1912 года участники монархического съезда в столице вынуждены были признать: “нарастают для России тревожные дни... Революция подготавливается снова”. Один из представителей так называемого “Черного блока” сообщал Морису Палеологу: “Остальные - пусть называют себя прогрессистами, кадетами, октябристами, мне все равно, - изменяют режиму и лицемерно ведут нас к революции, которая, к тому же, унесет их самих с первого же дня, ибо она пойдет гораздо дальше, чем они думают. Ужасом она превзойдет все (когда-либо виденное). Социалисты не одни окажутся ее участниками. Крестьяне также примутся за это… А когда мужик… спущен с цепи, он становится диким зверем. Снова наступят времена пугачевщины”. Но это позиции крайне правых, реально малозначимой силы российского общества к началу Второй русской революции.

Буржуазно-либеральные партии.

        Как оценивали ситуацию русские либералы? В ноябре 1913 года на петербургском совещании октябристов А.И.Гучков заявил о провале всех попыток реформировать царский режим. Реальностью, по его словам, оказался “глубокий паралич государственной власти”, у которой нет “ни государственных целей, ни широко задуманного плана, ни общей воли”. А в результате, подчеркивал лидер октябристов, “мы вынуждены отстаивать монархию против монарха, церковь против церковных иерархов, армию против ее вождей, авторитет власти против носителей этой власти”, и резюмировал: “Россия на пороге новой революции” (что вызвало шок в партийных верхах и ужас председателя IV Государственной Думы М.В.Родзянко). Между тем напомним: с конца 1905 года октябристы – проправительственная партия, заключившая позднее торжественный договор со Столыпиным о “взаимной лояльности”. Однако, уже весной 1911 года А.И.Гучков покидает пост председателя III Государственной Думы в знак протеста против негибкой, непоследовательной политики премьера, после безуспешных попыток подвигнуть последнего “на открытый бой” с камарильей. Комментируя гибель премьера-реформатора, лидер октябристов отметил: “В сущности, Столыпин умер политически задолго до своей физической смерти”. Поэтому, ничего удивительного в том, что в ноябре 1913 года А.И.Гучков настаивал на разрыве договора между своей партией и правительством, подчеркивая что политика последнего составляет “уже прямую угрозу” конституционному принципу. При этом основную опасность Александр Иванович усматривал в не в тысяче каких-либо причин, но в том, что правительство “реакционными действиями” подрывает государственные основы, революционизирует общество и народ. Позднее, уже после революции, Гучков пояснял: если говорить об исторической вине русского общества, то она заключается в том, что “общество недостаточно сознавало необходимость переворота… и не взяло его в свои руки”.
        Еще более пессимистические позиции относительно политической стабильности страны занимали лидеры российского либерального движения – кадеты. В 1909-1910 годах главный идеолог, председатель думской фракции конституционных демократов П.Н.Милюков заявлял: от новой революции открещиваться в принципе уже нельзя. В эпоху Столыпина вся думская и внедумская работа кадетов шла под лозунгом “изоляции власти”. В феврале-марте 1914 года на заседании ЦК партии народной свободы рассматривалось два основных варианта выхода из политического кризиса: милюковский и некрасовский. Первый предусматривал “изоляцию правительства”, включая координацию действий либералов с левыми партиями, но в пределах конституционных методов. Второй был гораздо более радикальным, предполагал “перекраситься в более яркий цвет”, признать, что рабочие – в высшей степени активная сила, и потому необходимо оказать рабочему движению и моральную и материальную помощь. Н.В.Некрасов, кроме того, требовал пересмотреть – радикализировать аграрную и национальную программу партии, а в IV Государственной Думе вместе с левыми создать Информационное бюро. Выдвигался либералами еще один достаточно радикальный вариант, опирающийся на идею А.И. Коновалова создать внедумский координационный центр, объединяющий действия либералов и революционно-демократических партий против правительства. С началом первой мировой войны кадеты скорректировали свои представления о революции, полагая теперь, что она была бы “несчастьем для России”, что на гребне ее оказались бы не либералы, но крайне левые, которые, скорее всего “первыми утопят кадетов, а затем и умеренных социалистов”. Впрочем, П.Н.Милюков с конца XIX века был убежден, что “конфликт старой государственности с новыми требованиями есть вопрос времени” (см. выступления Милюкова во время поездки по Соединенным Штатам и Англии в 1903-1905 годах), а позднее уточнял, что “кое-как сколоченный (после первой русской революции) государственный воз скрипел до первого толчка”. Правда, у Павла Николаевича речь шла о революции мирной. Еще в 1903 г. он писал: “Единение либералов и социалистов вскоре позволит мирными средствами добиться революции в государственном устройстве России”. Таким образом, речь идет об установке хоть и на мирную но, тем не менее, революцию – революцию политическую. Это обстоятельство необходимо учитывать, рассматривая позднейшие объяснения - самооправдания конституционных демократов, вроде милюковского в 1919 году: “Я не хотел, во всяком случае революции… и я в ней лично не повинен… Революция 27 февраля совершена не нами, и против нашей воли”. В условиях войны либералы действительно опасались радикальной политической дестабилизации страны, однако некий минимализированный вариант политической революции – лучше бы посредством верхушечного переворота, несомненно определял действия (а особенно – словесные дебаты) лидеров Прогрессивного блока. К тому же, со времен первой русской революции, среди кадетов действовала установка - “умные государственные люди вообще не борются с революцией. Единственно разумно – овладеть ею, с самого начала признав ее … законной, вдвинуть ее в русло закономерных социальных реформ” (Петр Бернгардович Струве).
        Достаточно красноречивы оценки политической ситуации и перспектив довоенной России со стороны так называемой кадетствующей российской интеллигенции. В частности, в 1912 году Сергей Николаевич Булгаков (отец Сергий) записывал: “надежды на органическое развитие становятся все слабее”. Ему вторил Арон Соломонович Изгоев: “Если реакции не будет положен предел, если конституционных сил России окажется недостаточно для мирного государственного преобразования, то большевизм, несомненно, будет победителем и загонит ликвидаторов в задний угол”. Еще один бывший марксист Михаил Иванович Туган-Барановский был убежден (сразу после Февраля 1917 года), что хотя до социализма современная Россия, безусловно, не дозрела, но Великая русская революция является не только политической, в чем убеждены были партийные лидеры российского либерализма, но и социальной.

Революционно-демократические партии.

        В партии социалистов-революционеров, во всяком случае виднейший ее теоретик В.М.Чернов, еще революцию 1905-1907 годов называли “синтетической” по характеру, то есть – не обычной буржуазно-демократической, поскольку основные ее социальные столкновения составляли “душу крестьянских войн, Жакерии, Великой Французской революции”, с одной стороны, а с другой – “во всем величии”, в ходе нее “был обозначен, по словам Виктора Михайловича, – современный вопрос о борьбе между трудом и капиталом, поднимающий ослепительно-яркое знамя социализма”. По определению Чернова – революция 1905-1907 годов – только пролог, причем, первейшая задача приближающейся подлинной революции – переустройство деревни в интересах многомиллионного трудового крестьянства. В 1912 году журнал “Социалист-революционер” (официальный орган ПСР) следующим образом сформулировал основные задачи грядущей революции:
      “1.Достижение политической свободы.
        2.Национальное самоопределение
        3.Коренной социально-экономический переворот (причем, знаменитая социализация земли, по убеждению авторов статьи, неминуемо приведет к социализации фабрик и заводов)”.
        Чуть позднее эсеры отмечали, что приближающаяся революция будет одновременно и “демократической, и социальной, и политической”.
        При этом, через политическую революцию – систему народовластия – предполагалась реализация социальных реформ, “закладка кирпичей в фундамент будущего здания социализированного труда и собственности”.
        Большевики, прежде всего В.И.Ленин, по ходу первой русской революции серьезно скорректировали свои представления о социально-экономической природе российской действительности, а потому и – содержание программы-минимум в ее аграрной части (если иметь в виду не формальный подход).
        После провала столыпинских реформ лидер большевиков записывал: “Первая задача РСДРП – воспитывать массы для демократической революции”. Причем, “вопросом, от которого зависти демократизация России, является не национальный (как то было в Германии), а аграрный вопрос… Лишь полное единство революционной армии пролетариата различных национальностей в борьбе за демократию – есть основа решения национального вопроса”. В 1915 году, дискутируя с Л.Д.Троцким, Ленин подчеркивал: “Цель надвигающейся революции в освобождении буржуазной России от военно-феодального империализма”, при этом суть военно-феодального империализма - царизм, земельная власть помещиков. Средоточием же всех феодальных пережитков, материальным оплотом царизма В.И.Ленин определял аграрный строй дореволюционной России. Еще в 1908 году, учитывая характер и содержание революции 1905 года, лидер большевистской партии, в отличие от собственных дореволюционных представлений, настаивал: “В России борьба идет не между социализмом и капитализмом, а между двумя формами капитализма, двумя путями его развития”. И ныне (в начале ХХ века) вопрос стоит, по его мнению, однозначно: “Либо эволюция “прусского” типа, либо эволюция “американского” типа. Таковы на деле исторические альтернативы”. Позднее, в 1913 году, Ленин подчеркивал: “Провал столыпинской аграрной реформы и попыток модернизации государственного строя привел к катастрофическому сужению возможностей “прусского” развития”, назревание революционного кризиса – факт. Теперь очевидно, “что вопрос об изменении типа капиталистического развития страны” стоит на повестке дня. “Реформистских возможностей в современной России, - как отмечал Ленин, - нет. Даже “октябристская” печать в это время писала - “дальше так жить невозможно”. В октябре 1913 года Поронинское совещание ЦК РСДРП констатировало: вопрос о новой революции господствует над всей политической жизнью страны. Одни с надеждой, другие с ненавистью, но все сознают, что приближаются новые бурные времена. При этом заметим, Ленин полагал: “А когда мы выполним это (аграрно-крестьянскую революцию- В.Б.Ш.), мы посмотрим, каковы будут дальнейшие перспективы, мы посмотрим, окажется ли такой переворот лишь основой для американски быстрого развития производительных сил при капитализме, или же он станет прологом социалистической революции на Западе”. Позднее Владимир Ильич писал : “Революция стояла на очереди в 1914-1916 годах, таясь в недрах войны, вырастая из войны”.
        Пожалуй, резко на фоне остальных политических партий и группировок в восприятии политической реальности России выделялись меньшевики. В 1908 году Вера Засулич сообщала Ю.О.Мартову: “Среди верных марксистов, меньшевиков, концепции такие – наша история идет по прусскому образцу. Второй буржуазной революции у нас не будет… сопротивляться не надо”. Более того, ведущие специалисты по аграрному вопросу среди меньшевиков П.П. Маслов и Н.А.Рожков доказывали, что “произошла смена грубохищнического полукрепостнического хозяйствования культурным капитализмом… После столыпинской реформы снимается проблема революции”. Здесь явно срабатывала европоцентристская – западническая обуженность меньшевиков, их доктринальная зажатость. Не случайно даже наиболее “свободный” из них - Юлий Осипович в 1910-11 годах настаивал, что о крепостничестве в России, как и об аграрной революции, теперь нечего и говорить, и что марксизм определяет каждый шаг меньшевиков, невзирая на показания календаря.
        Парадоксально, но несомненное сходство с аграрной концепцией меньшинства РСДРП обнаруживали суждения Л.Д.Троцкого. Объединяло их отрицание или умаление революционных возможностей российского крестьянства, вывод о невозможности в России эпохи капиталистического империализма национальной революции, а не то что крестьянской. В этой связи Лев Давыдович настаивал, что страна стоит прямо перед социалистической революцией и надо говорить не о революционно-демократическом, а о рабочем социалистическом правительстве.

§3. Макс Вебер В начало
Hosted by uCoz