ГЛАВА ВТОРАЯ

РОССИЙСКИЙ ИМПЕРИАЛИЗМ:

ОБЩЕЕ И ОСОБЕННОЕ

1. ИСТОРИЯ РОССИЙСКИХ МОНОПОЛИЙ В ЛИТЕРАТУРЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ 50-Х - НАЧАЛА 60-Х ГОДОВ

XX съезд КПСС и его влияние на развитие исторической науки. Литература по истории монополистических объединений России в промышленности и на транспорте. Разработка истории русских коммерческих банков и банковских монополий. Современные представления о формах и типах монополий в России.

XX съезд Коммунистической партии Советского Союза положил начало новому этапу в жизни нашей страны. Его решения оказали сильное воздействие на развитие всех общественных наук, в том числе и исторической. Началась борьба с догматизмом и начетничеством, стал восстанавливаться метод творческих дискуссий как главное средство решения спорных вопросов; заметно возросло количество исторических журналов, в том числе появился специальный журнал по истории СССР; для координации научно-исследовательской работы историков была создана система научных советов, охвативших важнейшие проблемы и направления советской исторической науки. Если к сказанному прибавить, что исследователям стали доступны многочисленные архивные фонды, ранее хранившиеся за "семью печатями", что развернулась значительная публикаторская работа, в результате которой ученые получили новые издания протоколов и стенограмм партийных съездов, конференций, пленумов ЦК, декретов Советской власти, что, наконец, увидели свет новые многочисленные документы В. И. Ленина и было предпринято издание полного собрания его сочинений, то станут понятными те новые условия, в которых стала развиваться советская историческая наука.

Новый этап начался и в разработке экономической истории России периода империализма. В рамках рассматриваемой нами проблематики начавшийся во второй половине 50-х годов этап характеризуется:

- с точки зрения разработки проблематики - поворотом к творческому исследованию ведущих процессов и явлений, относящихся к проблеме материальных предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции;

- с точки зрения источниковой базы - значительным расширением документального материала, полученного историками в результате широкого доступа в архивохранилища страны и расширения публикаторской работы;

-31-

- с точки зрения координации научно-исследовательской разработки истории монополистического капитализма в России, в которую наряду с историками и экономистами Москвы и Ленинграда включались десятки исследователей на местах - созданием (в конце 1957 г.) под председательством А.Л.Сидорова Научного совета по комплексной проблеме "Исторические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции".

Наконец, с точки зрения методологии исследовании - углубленным изучением трудов В. И. Ленина, началом преодоления догматических формул, осмыслением как нового материала, так и ранее установившихся представлений в свете ленинских идей и оценок.

В ходе творческих дискуссий, развертывавшихся по мере обобщения нового фактического материала и расширения проблематики историко-экономических исследований, были подвергнут критике и пересмотру ряд положений и стереотипов, утвердившихся в ранее в науке. Такую особенность процесса переосмысления прежних точек зрения, т.е. соединения критического направления с дальнейшим развертыванием научных изысканий, хотелось бы особо подчеркнуть. В этом смысле новый период развития советской историчной пауки, отличаясь иными качественными особенностями, явился вместе с тем, прямым продолжением предыдущего этапа разработки проблем монополистического капитализма в России.

Основная проблематика по истории российского империализма, находившаяся в центре внимания исследователей за последние полтора десятилетия, выглядит примерно следующим образом: изучение капитализма в отдельных районах, история развития отдельных отраслей промышленности и сложившихся в них монополий; развитие финансового капитала, акционерных предприятий и деятельность банков; вопросы взаимоотношения государственного аппарата с капиталистическими монополиями и проблема ГМК в России; финансовое положение страны, степень зависимости экономики страны и правительства от международного империализма; характер российского империализма и его особенности.

Не следует думать что каждой из названных только что проблем соответствует строго очерченный цикл историко-экономических исследований. Скорее наоборот: в большинстве исследований последних лет рассматривается обычно комплекс взаимосвязанных вопросов, что и позволило, между прочим, их авторам иначе подойти к освещению ряда сторон экономической истории России периода империализма.

Начнем с рассмотрения литературы по истории монополистических объединений в важнейших отраслях промышленности России.

Попытка создания обобщенной характеристики масштабов и уровня развития монополистического капитализма в России предпринята в монографии Я.И.Лившина и статье Т.Д.Крупиной.

-32-

В.И.Бовыкин защитил докторскую диссертацию, посвященную. проблеме зарождения финансового капитала России (80-90-е годы XIХ в.). В соответствии с ленинской характеристикой возникновения финансового капитала автор исследовал процессы концентрации промышленного производства в России к концу XIX в., рассмотрел историю зарождения и становления монополистических объединений в российской промышленности в 80-90-х годах, наконец, изучил взаимоотношения банков с промышленностью на исходе XIX в. История крупнейшего синдиката России общества замета" подробно рассмотрена в книге А. Л. Цукерника, являвшейся итогом более чем десятилетнего труда автора. Его исследование удачно дополняет большая статья З.Пустула, посвященная изучению участия в "Продамете" монополистических объединений Царства Польского Хронологические рамки статьи, как исследование А. Л. Цукерника, ограничены 1914 г. Есть работы, характеризующие некоторые стороны истории "Продаметы" в годы 1-й мировой войны. Наконец, А. Л. Цукернику принадлежит интересная публикация о попытках реставрации общества "Продаметы" на Украине в 1918 г.

Новые исследования опубликованы по истории монополий Урала. Выявлены дополнительные данные о деятельности медного синдиката накануне и в годы первой мировой войны.

Вышедшая в начале 60-х годов в свет фундаментальная публикация о монополиях в металлургической промышленности, содержащая свыше трехсот документов, извлеченных из архивов Ленинграда и Москвы, уже сама по себе является показателем масштабов и размаха изучения этой ведущей отрасли народного хозяйства революционной России.

Хорошо изучены к настоящему времени и процессы монополизации топливной промышленности России, каменноугольной и нефтяной. Особенно детальному рассмотрению подвергнута военная история "Продугля" и нефтяных монополий, связанными с нашумевшим в свое время топливным "голодом" и судебным делам донецкого синдиката. Вслед за охарактеризованными выше диссертациями, статьями и публикациями М.Я. Гефтера и Волобуева этот вопрос разрабатывали Т. Д. Крупина, Паюсова, И.Л.Болясный. Предыстория "Продугля" (монополистические объединения углепромышленного Донбасса конца ХIX в.) специально исследована С. И. Потоловым.

Среди работ о монополиях в нефтяной промышленности, написанных в последние годы, следует отметить исследования Нардовой о раннем этапе монополизации нефтяной промышленности Баку, Л. Н. Колосова и С.И.Потолова по истории Грозненского нефтепромышленного района, статьи А.А.Фурсенко об участии русских нефтяных фирм в международных монополистических объединениях, наконец, небольшое исследование М.Я.Гефтера о земельной политике царизма в Азербайджане в конце XIX - начале XX в. А вышедшая в 1961 г. в свет фундаментальная публикация документов обеспечивает успешность

-33-

дальнейшей работы по исследованию монополизации нефтяной промышленности

Несомненным достижением последних лет является изучение процессов монополизации металлообрабатывающей промышленности Мы имеем теперь сводную работу по истории машиностроения в России; Ю.Н. Нетесиным исследована довоенная история синдикатов "Гвоздь" и "Проволока". Достаточно полно разработана к настоящему времени история монополистических объединений судостроительной промышленности Балтийского и Черного морей военно-промышленного концерна Русско-Азиатского банка и группы заводов Коломна-Сормово. Именно в результате исследования процессов концентрации производства и монополизации металлообрабатывающей промышленности было выявлено несколько монополистических группировок типа трестов и концернов.

Успешно продвигалась разработка истории монополистических объединений на транспорте - железнодорожном и водном. Вновь вернулся к этим вопросам Т.С.Хачатуров в своей новой книге "Экономика транспорта". Специальные исследования выполнили A.M Соловьева, В.В. Журавлев, В. П. Можин. Серия статей монография В.Я.Лаверычева, а также работы Э. Э. Крузе и К.И Бобкова значительно расширили наши представления о процессах монополизации текстильной промышленности России. Появились новые работы по истории сахарной промышленности, среди которых выделяется статья И. М. Каменецкой. Здесь рассматривается ранний этап монополизации свеклосахарной промышленности, связанный с деятельностью союза сахарозаводчиков (1887 1895 гг.). Тем самым стала известна предыстория государственно-монополистического регулирования свеклосахарной промышленности, слабо изученная в имеющейся литературе.

Новые моменты и направления исследования выявились и в изучении финансового капитала в России. Мы теперь располагаем уточненными данными о динамике акционерного учредительства в России с 70-х годов XIX в. по 1917 г. (исследование Л. Е. Шепелева). Что же касается непосредственного изучения характера деятельности русских коммерческих банков, то соответствующие работы можно объединить в две группы. К первой из них относятся статьи по истории отдельных банковских монополии или с характеристикой некоторых сторон и направлений деятельности русских Коммерческих банков. В упомянутом исследовании В.И.Бовыкин, проработав обширные архивные материалы, детально проследил возникновение накануне войны под эгидой крупнейших, русских банков (Русско-Азиатского и Международного) двух военно-промышленных групп и сделал интересные обобщение о путях и особенностях формирования финансового капитала в России. Гораздо полнее стала известна история таких крупных монополистических объединений военных лет, как концерны Стахеева и братьев Рябушинских. Большой интерес представляет сообщение Т. М. Китаниной.

До сих пор, как известно, считалось, что главная роль в развитии

-34-

взаимоотношений концерна и банка принадлежала не Путилову, а компаньону Стахеева Батолину, что в годы войны Стахеев оказался более сильной стороной. Т. М. Китанина доказала, что душой и инициатором многих начинаний концерна являлся именно Путилов, глава Русско-Азиатского банка, что лишь с помощью банка концерн Стахеева стал одним из крупнейших монополистических объединений военного времени. Точка зрения Т. М. Китаниной встречает поддержку и других исследователей.

В статье М. М. Гуревичова освещены некоторые специфические стороны деятельности русских банков в условиях первой мировой войны: содействие финансированию частных предприятий со стороны государства путем выдачи гарантийных писем, организация торговли сырьем и продовольствием на комиссионных началах и т.п. Ю. К. Авдаков сосредоточил свое внимание на роли коммерческих банков в процессах концентрации городской торговли дореволюционной России.

К работам рассматриваемой группы относятся также исследования о проникновении финансового капитала в отсталые окраины царской России. Таковы, например, статьи Д. Е. Шемякова, характеризующие развитие финансово-капиталистических отношений в Молдавии, или сообщение А. Ульмасова о первых монополиях в Туркестане.

Исследования, содержащие обобщенные характеристики состояния и развития банковских монополий и формирования финансовой олигархии в России, составляют вторую группу работ данного цикла. Здесь прежде всего следует отметить большую статью И. Ф. Гиндина и Л. Е. Шепелева. Авторы дают характеристику банковских монополий и сферы их влияния накануне первой мировой войны, рассматривают их операции в 1914-1917 гг. в связи с изменениями, внесенными в деятельность банков общими хозяйственными условиями военных лет, подробно характеризуют борьбу старых банковских заправил с новыми капиталистическими группами за установление и расширение контроля над самими банковскими монополиями, показывают изменения, которые произошли в их сферах влияния к осени 1917 г. В заключении приводится краткая характеристика положения крупных банков накануне Октябрьской революции. Самостоятельное значение имеет данный в приложении полный список выявленных предприятий, в той или иной степени связанных с ведущими банками (по 41 отраслевой группе).

К статье И. Ф. Гиндина и Л. Е. Шепелева примыкает небольшое оригинальное исследование В. И. Бовыкина и К. Ф. Шацилло о личных униях. В этой статье впервые предпринята попытка охарактеризовать распространение личных уний между банками и предприятиями тяжелой промышленности (горнорудной, каменноугольной, нефтяной, металлургической, металлообрабатывающей, электротехнической и цементной) по состоянию на 1914 г. Тщательное изучение данных справочника "Акционерно-паевые предприятия в России" позволило В. И. Бовыкину и К. Ф. Шацилло наметить

-35-

основные финансово-капиталистические группировки в тяжелой промышленности и сделать интересные заключения относительно состава финансовой олигархии в России. К работе приложены 16 таблиц-графиков, наглядно характеризующих личные унии руководителей крупнейших банков с акционерными обществами и степень охвата ими отраслей тяжелой промышленности.

Большой интерес для правильного понимания особенностей перерастания крупного московского промышленного и банковского читала в финансовый капитал, понимания его несколько особого положения в системе русского монополистического капитала имеет исследование И. Ф. Гиндина по истории московских банков. До появления данной работы московские банки нередко уподоблялись типичным для эпохи империализма банковским монополиям Петербурга И Ф. Гиндин показал их своеобразие, сводившееся в конечном счете к известной отсталости, "старомодности", приспособленности к обслуживанию интересов крупного московского капитала.

Наблюдения за особенностями развития кредитной системы Москвы позволили И. Ф. Гиндину сделать некоторые выводы общего порядка относительно процессов монополизации в России. Чрезвычайное усиление неравномерности экономического развития отдельных отраслей промышленности, торговли и целых экономических районов - таково главное следствие монополизации, проходившей в России на том уровне развития производительных сил, который был пройден главными капиталистическими странами в условиях свободной конкуренции капитализма. К тому же и сам процесс монополизации был противоречивым, даже в предела) московской кредитной системы он протекал по-разному. Так, если в годы первой мировой войны появившийся на московском горизонте Второв по методам своей деятельности мало отличался от финансовых магнатов Петербурга, то Рябушинские - типичные представители московского крупного капитала -предпочитали старые доимпериалистические методы расширения своего концерна Они не пытались внедряться в тяжелую промышленность стремясь монополизировать те отрасли, где это возможно был. сделать, захватив источники сырья и торговлю ими, особенно в экспорте.

Из приведенного обзора видно, насколько расширились наш знания по истории монополизации народного хозяйства дореволюционной России. Разработкой этой проблематики занялись десятки историков и экономистов. Был накоплен значительно больший фактический материал, чем тот, которым располагала наука к концу 40-х - началу 50-х годов, и на этой основе сделаны новые выводы отличные от утвердившихся в этом десятилетии в историко-экономической литературе.

Прежде всего, окончательно отвергнуто представление о слабости монополизации народного хозяйства в целом: масштаб и степень развитости монополистического капитализма в дореволюционной

-36-

России были значительными. Вместе с тем установлена и большая неравномерность развития процессов монополизации по отраслям и применительно к отдельным экономическим районам. Так, в тяжелой промышленности процессы монополизации развертывались более интенсивно и в целом зашли дальше, чем в легкой. Но и в пределах первой имелись отрасли с далеко неодинаковой степенью монополизации, а были и такие, в которых удельный вес монополизированной продукции был относительно невысок. Если, например, "Продвагон" или "Продпаровоз" объединяли 97--99% производства и сбыта соответствующих видов продукции, то в мостостроении монополизированный сбыт составлял в 1911 г. 37%, монополии сельскохозяйственного машиностроения контролировали около трети сбыта, а ряд других отраслей, в частности станкостроение, почти не был затронут монополизацией.

Формы монополистических объединений в России оказались. Очень разнообразными и далеко не ограничивались синдикатами, как это представлялось П. И. Лященко. Конкретное изучение этого многообразия позволило сформулировать и несколько общих положений, касающихся вопросов об основных типах монополий, закономерностях развития монополий от низших форм к высшим, наконец, о соотношении видов монополистических объединений и их экономической силы.

Еще в 1957 г. В. И. Бовыкиным и мной, в известной мере вразрез с общепринятыми представлениями, согласно которым развитие монополий последовательно идет от низших форм к высшим (картель-синдикат-трест-концерн), были высказаны положения о двух основных типах монополий и в связи с этим - о закономерностях перерастания одного вида монополий в другой. Мы подчеркнули тогда, а через некоторое время В.И. Бовыкин - более подробно развил и обосновал эти положения в своей статье "Банки и военная промышленность России накануне первой мировой войны", что все многообразие конкретных видов монополий подразделяется в общем на объединения по концентрации сбыта изделий, с одной стороны, и по концентрации производства - с другой. Именно это и послужило основанием для группировки конкретных видов и разновидностей монополистических объединений на два основных типа. К первому из них относятся картели и синдикаты. Главное в них - концентрация сбыта как результат объединения предприятий одной отрасли промышленности, не связанных с каким-либо одним банком или группой дружественных банков, не имеющих, как правило, ни личной унии директоров и членов правлений, ни устойчивой производственной связи. Эти признаки являются общими и для картелей, и для синдикатов, различие же. между ними относительное, не всегда констатируемое с полной определенностью синдикат имеет центральную продажную контору, картель - нет, но зачастую функции такой конторы выполняет правление одного из участников соглашения). Нередки случаи, когда монополистические организации характеризуемого типа действовали под прикрытием так называемых представительных организаций буржуазии - всевозможных союзов съездов и т. п.

-37-

Ко второму типу объединений относятся тресты и концерны. Главное в них - концентрация производства на базе смежных отраслей промышленности. Существенными признаками монополий этого типа являются руководящая роль банка (или группы дружественных банков) в объединении, финансовая зависимость от банка всех участников объединения, взаимное участие предприятий в делах друг друга путем передачи пакетов акций, учреждения «дочерних» предприятии и личной унии директоров и членов правлений, наличие более или менее тесной производственной связи между предприятиями - участниками объединения. Эти признаки объединяют указанные виды в один тип монополий, различие же между ними относительное и сводится почти исключительно к наличию или отсутствию между ними общих титулов собственности в виде единых акций. Поэтому довольно часты случаи, когда основу концерна, т.е. формально самостоятельных, а фактически связанных между собой различными степенями родственных отношений предприятий, составляет трест - полное объединение нескольких предприятий.

Что же касается непосредственного перерастания одного вида монополий в другой, то оно обычно имеет место в пределах одного типа монополистических объединений. Так, картель может перерасти в синдикат (более того, образованию синдиката обычно предшествует заключение картельных соглашений), а монополия типа концерн - в трест.

Имея различные задачи, монополии обоих типов сосуществуют, взаимно дополняют друг друга. Известны случаи картельных соглашений между трестовскими группировками (нефтяная промышленность), участие их в синдикатах (общество «Продамета», электропромышленность)и т.д.

Таким образом, экономическое значение того или иного монополистического объединения определяется не только и даже не столько принадлежностью к тому или другому виду монополий. Дело значительно сложнее, случаи очень разнообразные, не укладывающиеся в какую-либо прямолинейную схему.

Все сказанное позволило наметить основные этапы развития монополий в России. Главный материал для периодизации дает изучение закономерностей монополизации тяжелой промышленности. Основных этапов намечается примерно четыре. Первый приходится на 80-90-e годы прошлого столетия, второй - на 1900-1908 гг., охватывая , таким образом, период промышленного кризиса и глубокой депрессии, третий - на время предвоенного промышленного подъема (1909-1913 гг.,), четвертый - на годы первой мировой войны (1914-1917 гг.)

С точки зрения развития монополистических объединений и формирования финансового капитала, уазанные этапы характеризуются следующими особенностями

В 1880-90 гг. возникает ряд картельных соглашений ( по подсчетам В.И.Бовыкина, около двух десятков)

-38-

отраслях тяжелой и легкой промышленности - металлургической, металлообрабатывающей, каменноугольной, нефтяной, медеобрабатывающей, сахарной. Они оказались недостаточно прочными и в период промышленного подъема 90-х годов распались, подготовив почву для возникновения ряда синдикатов в начале ХX в. В то же время наметилась тенденция к комбинирования производства, послужившая в дальнейшем основой для появления более высоких форм монополий, и сложились уже достаточно устойчивые отношения взаимозависимости и взаимозаинтересованности между промышленностью и русскими коммерческими банками. Таким образом, нам представляется доказанным сделанный уже рядом исследователей вывод, что 80--90-е годы являются для России той полосой широкого развития монополистических соглашении картельного типа, которая по В. И. Ленину, предшествует периоду полного господства монополий. Это переходный период к империалистической стадии развития капитализма. 1900-1908 гг. - период, когда монополии в России становятся «одной из основ всей хозяйственной жизни». Он характеризуется преобладанием монополистических объединений синдикатного типа, охватом ими всех отраслей тяжелой и некоторых отраслей легкой промышленности, образованием устойчивых связей между крупнейшими предприятиями и банками.

Господство синдикатов привело к взвинчиванию цен на изделия промышленного потребления, обострению конкурентной борьбы в смежных отраслях промышленности, основным методом ведения которой является скупка, поглощение, слияние предприятий, расположенных по вертикали, т. е. поставляющих друг другу исходные продукты для основного производства. При активной помощи и содействии банков металлургические предприятия обзаводятся собственным углем и рудой, металлообрабатывающие - стремятся к созданию собственной металлургической базы. В результате накануне и в годы .первой мировой войны возникают гигантские производственные объединения, построенные а принципах горизонтального, кооперирования и вертикального комбинирования предприятий, т.е. монополистические объединения второго типа, тресты, и концерны.

Итак, главные закономерности, этапы и формы развития монополистических объединений были в России в основных своих чертах те же, что и в других империалистических странах, - таков самый общий итог пересмотра представлений о природе и характере российского монополистического капитализма, к которому пришли исследователи проблемы к концу 50-х годов. Такова была первая стадия обобщений результатов изучения конкретного материала по истории российских монополий. Эти положения были включены в учебник по истории СССР для исторических факультетов университетов.

Второй этап характеризуется поворотом внимания прежде Сего по вопросу об основных видах монополистических объединений высших форм. В литературе второй половины 1950-х годов исследователи,

-39-

касаясь данного сюжета, предпочитали говорить о монополистических объединений типа концерна (треста). Такая осторожность не случайна ибо классических трестов, т.е. полного слияния предприятии вплоть до утраты ими юридической самостоятельности, в России было немного Вот почему предложение В.Е.Мотылева о выделении в рамках монополий высших форм, помимо трестов и концернов, еще и «общности интересов» - переходную форму к «классическим" трестам, при которой тесно связанные друг с другом по производственной линии предприятия, финансируемые одним и тем же банком (или группой дружественных банков ), не теряют еще своей юридической самостоятельности, было сразу принято исследователями. По всей вероятности, именно «общность интересов» была в России наиболее распространенным видом монополистических объединений высшего типа.

Сейчас, по-видимому, наступает третий этап уточнения и развития общих представлений об основных закономерностях процесса монополизации. В.И. Бовыкин в результате обобщения весьма обширного материала о ранних монополиях выдвинул в своей монографии «Зарождение финансового каритала в России» три положения, имеющих общий характер.

Первое из них касается более четких отличий между картелем и синдикатом. В.И.Бовыкин должен был досконально изучить этот вопрос не только для установления разновидностей ранних монополистических объединений , историей которых он специально занимался, но также еще и потому, что в своей работе 1959 г. В.Е.Мотылев решительно выступил против появившейся в советской литературе «тенденции к отождествлению синдикатов с картелями», поскольку, по его мнению они не только глубоко ошибочны, но более того, явялется «простым перепевом взглядов буржуазных экономистов Р.Лифмана и Ко». В результате В.И.Бовыкину удалось убедительно показать, что, выступив против отождествления синдикатов с картелями , В.Е.Мотылев «явно пришел к отождествления картелей с синдикатами».Отметим также, что и в данной работе В.И.Бовыкин вновь повторил и обосновал положение о том, что «картель и синдикат - монополистические организации одного типа, в одинаковой мере отличающиеся по совей экономической природе от монополий типа треста». Но если раньше конкретные задачи исследовательской работы выдвигали на первый план вопросы сходства картелей и синдикатов, хотя принципиальное отличие между ними было , отметим сразу же, то теперь по тем же причинам нужно было установить четкие признаки отличий синдиката от картеля. В связи с этим, определив картель как «такое монополистическое объединение, которое базируется на договоре его участников о совместном решении тех или иных вопросов сбыта монополизируемого продукта». В.И.Бовыкин пишет дальше , что «синдикат призван решать все вопросы сбыта…». Поэтому, во-первых, имеющее место и при картельных лишение его участников

-40-

коммерческой самостоятельности в синдикате закрепляется организационно - путем введения в структуру синдиката "нового элемента, призванного разорвать связи его участников с рынком". Этим новым элементом становится единое бюро продажи. Но, чтобы это бюро могло действительно сосредоточить в своих руках ведение дел с клиентами, оно должно обладать юридическими правами, т. е. официально оформиться как юридическое лицо. Отсюда - второе важное отличие синдиката от картеля: "Продолжая оставаться негласным монополистическим объединением", синдикат "стал осуществлять свою деятельность через посредство официально зарегистрированного юридического лица - будь то торговый дом, товарищество на паях или акционерное общество (в зависимости от того, в каком качестве удалось легализовать продажную контору синдиката)". Сказанным определяется и третье отличие синдиката от картеля как второй ступени в развитии монополистического объединения. Если отношения картеля, как объединения в целом, строятся обычно на основе общего договора всех участников, то в основу отношений синдиката с его отдельными участниками кладется, как правило, двусторонний договор между продажной конторой (вернее, тем юридическим лицом, под вывеской которого действует продажная контора) и каждым из его участников (контрагентов)».

Другой, выдвинутый В. И. Бовыкиным вопрос такого же рода касается возникновения и развития монополистических объединений высшего типа. В свое время, отвергнув точку зрения о перерастании синдиката в трест и подчеркнув, что монополии типа треста (концерна) вырастают помимо синдикатов, наряду, и в тесном переплетении с ними, мы тем не менее исходили из того, что начало этого процесса самым непосредственным образом связано с такой стадией развития синдикатов, когда они становятся повсеместными, т. е. охватывают уже ряд отраслей крупнокапиталистического производства, в том числе - и смежные отрасли промышленности. Указанная закономерность была выведена нами из рассмотрения процессов комбинирования производства и развития монополий в годы предвоенного промышленного подъема. Она и сейчас верна, но является, однако, не общей, а частной закономерностью. Дело в том, что разработка В. И. Бовыкиным материалов по истории ранних монополий, в России привела его к выводу, что монополии второго типа, в основе...которых .лежала концентрация производства, зарождаются одновременно с картелями и синдикатами. Наиболее яркий пример - фирма «Товарищество братьев Нобель», основу которой составляет общность собственности на предприятия, и к тому же не одной отрасли, а нескольких. Подробно охарактеризовав историю складывания фирмы Нобелей, В. И. Бовыкин в следующих словах подводит итоги своим наблюдениям: "Таким образом, развитие Т-ва братьев Нобель как монополистического объединения шло по пути превращения его в комбинацию, что было совершенно несвойственно рассмотренным выше монополистическим объединениям картельного

-41-

или синдикатского типа. К какому же типу монополий следует отнести фирму братьев Нобелей ? Вспомним ленинское определение треста : «собственность на все предприятия единая и абсолютная власть»» Товарищество братьев Нобель явно подпадает под это определение».

И поскольку объединений подобных фирме Нобелей в 80-90 гг. XIX вв оказалось несколько, поскольку, следовательно, монополии, основанные на комбинации производства , столь же закономерно появляются на заре монополизации народного хозяйства, как и монополии, основанные на концентрации сбыта , постольку их возникновение нельзя связывать только с межотраслевой конкурентной борьбой, обостряющейся в результате повсеместного возникновения синдикатов. Это действительно имеет место, но выступает как частный случай развития комбинации. В.И.Бовыкин рассмотрел также вопрос о развитии процессов концентрации производства как основы монополизации в зависимости от фазы экономического цикла. Он справедливо отметил: «… в условиях кризиса и депрессии усиливалась тенденция к горизонтальной концентрации, в годы подъема возрастало стремление к вертикальной концентрации, к комбинированию производства. Если первая тенденция создавала условия для возникновения отраслевых монополистических объединений типа картелей или синдикатов, то вторая - должна была послужить основой для появления более высоких форм монополий».

Таковы некоторые уточнения, внесенные в общие представления о закономерностях развития процессов монополизации крупнокапиталистического производства в России. Они, однако не только не колеблют, а наоборот, подтверждают, развивают и, конечно, уточняют основной вывод, сделанный советскими в конце 1950-х годов: главные закономерности, этапы и формы развития монополистических объединений были в России в основных своих чертах те же , что и в других империалистических странах начала ХХ века. Указанный вывод явился результатом изучения монополистического капитализма в России в связи с вопросом о материально-организационных предпосылках победы Великой Октябрьской социалистической революции; результатом изучения монополистических объединений в их развитии; наконец, результатом изучения монополистических объединений в их развитии; наконец результатом использования значительно большего, чем, в 30-40-х годах, фактического материала, прежде всего архивного.

Из сказанного, однако вовсе не следует, что промышленные , банковские монополии в России не имели своих специфических особенностей , которые определялись как общей закономерностью развития ее отдельных промышленных районов. Мы уже говорили о специфике московских банков и относительной «старомодности" концерна братьев Рябушинских. Добавим теперь, что такие же черты были свойственны и некоторым другим торгово-промышленным объединениям дореволюционной России

ссии, например, торговому дому «Вогау и Ко», стоявшему во главе чрезвычайно своеобразного монополистического объединения, глубоко отличного от типичных

- 42 -

для эпохи империализма промышленных, банковских и даже торговых монополий.

Специфичны были и уральские синдикаты - общества "Кровля» и «Медь». "Своеобразный строй" уральской промышленности, на который указывал В. И. Ленин и который в конце XIX - начале XX в. характеризовался значительным количеством феодально-крепостнических пережитков, низким уровнем техники и чрезвычайно слабой связью уральских предприятий с банками, не мог способствовать возникновению типичных для империализма монополистических объединений. «Поэтому большую роль в возникновении синдикатов "Кровля" (1906 г.) и "Медь" (1907 г.) сыграла конкурентная борьба, которую вели с уральскими заводами синдикат "Продамета" и объединение меднопрокатных предприятий.

Наконец, специфичными были как условия возникновения, так и особенности деятельности некоторых монополистических объединений. Их невозможно понять без учета экономической политики цapскoгo правительства, без учета роли казенных заказов и мер воздействия финансового порядка. Эти вопросы целесообразно рассмотреть в связи с разработкой советскими историками проблемы взаимоотношений монополистических организаций с государственным аппаратом царизма, частью которой является вопpoc о ГМК в России.

2. ПРОБЛЕМА ГОСУДАРСТВЕННО-МОНОПОЛИСТИЧЕСКОГО КАПИТАЛИЗМА В РОССИИ В ЛИТЕРАТУРЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ 50-х - НАЧАЛА 60-х ГОДОВ

Обсуждение проблемы на сессии Научного совета «Исторические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции» (декабрь 1958 г.). Критика концепции подчинения государственного аппарата монополиями.

Во второй половине 50-х - начале 60-х годов изучение связей капиталистических монополий с государственным аппаратом царизма отличается- от предшествующего периода расширением хронологических рамок и проблематики конкретно-исторических исследований.

Как уже указывалось, в первой половине 50-х годов проблема взаимоотношений государственного аппарата с капиталистическими монополиями наиболее интенсивно разрабатывалась в хронологических рамках от начала XX в. до 1914 г. Интерес к указанному периоду не ослаб и во второй половине 50-х годов. Появились специальные публикации документов. Так, П. В. Волобуев и М. Я. Гефтер издали «Записку о синдикатах» из фонда ревизии сенатора Нейдгардта - единственный в своем роде документ, вышедший из правительственных сфер. «Записка» содержит сводный фактический материал по истории монополий в металлообрабатывающей промышленности, главным образом в транспортном

- 43 -

и военном машиностроении в 1901-1909 гг., и ряд разоблачений буквально скандальных махинаций, осуществленных капиталистическими монополиями с ведома и при поддержке правительственных чиновников различных рангов. Взаимоотношению монополий и царизма в период предвоенного промышленного подъема посвящена и публикация А. Л. Сидорова, содержащая три документа о деятельности правительственного Комитета по распределению железнодорожных заказов.

Тематика исторических исследований по проблеме значительно расширилась. В 1956 г. была опубликована наиболее существенная часть упомянутой выше диссертации Т. Д. Крупиной, посвященная анализу судебной политики царизма в отношении капиталистических монополий. Я. И. Лившин и В. И. Бовыкин на материалах фондов сенаторских ревизий показали роль тайных монополистических соглашений в исполнении частной промышленностью подрядов военного ведомства. Обширные материалы по истории монополистических объединений в военном судостроении и их «сотрудничестве» с морским министерством царской России разработал К. Ф. Шацилло. В 1958 г. он защитил кандидатскую диссертацию «Финансовый капитал в морской судостроительной промышленности России», охватывающую как время промышленного подъема 1909-1913 гг., так и период первой мировой войны, а затем выступил с серией интересных статей по указанной проблеме.

Являясь прямым продолжением исследований, выполненных в первой половине 50-х годов, и составляя вместе с ними единый цикл, ограниченный в основном хронологическими рамками от начала века до кануна первой мировой войны, указанные работы значительно обогатили представления о процессах и специфике сращивания государственного аппарата царизма с монополистическими объединениями. В конкретно-исторических исследованиях первой половины 50-х годов вопросы взаимоотношения государственного аппарата с монополиями были изучены на примерах горнодобывающей промышленности юга России («Продамета», «Продуголь») и сахарной промышленности. В первом случае сближение и сращивание государственного аппарату с монополиями облегчалось наличием тесного союза и зависимостью обеих сторон от иностранного капитала, во втором - переплетением интересов крупного капитала и крупного землевладения. Изучение деятельности финансового капитала в военной и морской судостроительной промышленности позволило проследить борьбу за влияние на отдельные звенья государственного аппарата без помощи иностранного капитала и при отсутствии учета интересов крупного землевладения, т. е. чисто капиталистическими, наиболее характерными для эпохи империализма способами. Тем самым и в России сближение государственного аппарата с монополиями выступало как общая закономерность империалистической стадии развития капитализма. К концу 50-х годов этот вывод полностью подтвердился и в

-44-

результате изучения истории ГМК, в годы первой мировой войны. Правда, в самом начале рассматриваемого периода вышли в свет две монографии - Г. И. Шигалина и И.В.Маевского, посвященные изучению военной экономики России в 1914-1917 гг., в которых - со ссылками на слабость капиталистических монополий и отсутствие в России политических предпосылок для перехода к государственно-монополистическому капитализму «западноевропейского типа» был повторен тезис о слабости, недоразвитости ГМК в России.

Однако они не оказали влияния на развертывание исследования российского военного государственно-монополистического капитализма в том направлении, которое обозначилось к середине 50-х годов,- в направлении изучения органов по непосредственному регулированию военного производства главнейших отраслей русской промышленности. Больше того, вышедшее в 1957 г. капитальное исследование академика А. В. Бенедиктова, посвященное изучению практики первых социалистических преобразований в нашей стране после победы Великой Октябрьской социалистической революции, позволило с несколько иной стороны подойти к выводу о необходимости разграничения органов по общему руководству мобилизацией тыла страны и институтов по непосредственному, отраслевому регулированию.

В. И. Ленин провел четкое различие между преимущественно «угнетательским» государственным аппаратом, который пролетариат должен разбить и заменить своим, новым аппаратом, и аппаратом, особенно тесно связанным с синдикатами и банками, который «разбивать нельзя и не надо», поскольку он выполняет массу учетно-регистрационной работы. Этот аппарат, писал В. И. Ленин, надо «вырвать из подчинения капиталистам, от него надо отрезать, отсечь, отрубить капиталистов с их нитями влияния, его надо подчинить пролетарским Советам, его надо сделать более широким, более всеобъемлющим, более всенародным».

Как показало исследование А. В. Бенедиктова, к судьбе военно-регулирующих органов, созданных при царизме и Временном правительстве, Советское государство как раз и подошло с точки зрения марксистско-ленинского учения о необходимости слома буржуазной государственной машины, с одной стороны, и об использовании старых форм при построении нового - с другой. В частности, вскоре после победы Октябрьской революции функции Особого совещания по обороне были сначала сведены до вопросов, связанных с финансированием промышленности, а потом оно было упразднено вовсе. Что же касается Комитета по делам металлургической промышленности («Расмеко») и учетно-распределительных аппаратов монополий «Продамета» и «Кровля», привлеченных к работе Металлургического комитета, то они были национализированы, переданы в распоряжение ВСНХ, и при использовании их аппарата был потом организован единый орган по регулированию металлургической промышленности - «Продамет». Было распущено и Особое совещание по топливу, но его

-45-

служебный аппарат в центре и на местах передан отделу топлива ВСНХ. Так, от буржуазно-бюрократических государственных учреждений, определявших основные направления экономической политики царского и Временного правительств, «отсекались» органы по непосредственному регулированию отдельных отраслей промышленности. Аналогичные наблюдения были сделаны и В. Я. Лаверычевым при изучении истории «Центротекстиля».

Таким образом, изучение практики проведения социалистических преобразований в нашей стране полностью подтвердило вывод, что в систему военного ГМК России наряду с Особыми совещаниями входили также институты по непосредственному регулированию отдельных отраслей промышленности.

Работы по истории отраслевого регулирования в условиях первой войны составляют особый цикл историко-экономических исследований, относящихся к проблеме взаимоотношений государственного аппарата царизма с монополиями. Теперь представляется вполне доказанной решающая роль капиталистических монополий в органах по регулированию металлургической (черной и цветной) промышленности. Та же закономерность выявляется и при изучении регулирования текстильной промышленности. Созданные при министерстве торговли и промышленности комитеты для снабжения сырьем хлопчатобумажных фабрик, по делам суконной промышленности и делам льняной и джутовой промышленности опирались в своей работе на монополистические объединения текстильной промышленности, которые прикрывались оболочкой представительных организаций фабрикантов. Формально все Комитеты являлись подсобными совещательными органами при министерстве торговли и промышленности-их решения утверждались министерством. Однако в действительности, отмечает В. Я. Лаверычев, «министерство не имело ни средств, ни возможностей заниматься существом дела, а поэтому, как правило, лишь штемпелевало принятые в комитетах постановления. Фактически все вопросы разрешались в комитетах».

Мы рассматривали уже работы К. Ф. Шацилло по ГМК в морской судостроительной промышленности. Свое исследование он не ограничил довоенным временем, а рассмотрел также методы воздействия монополистического капитала на государственный аппарат и использование царизмом учетно-распределительного аппарата монополий в условиях первой мировой войны. В итоге ему удалось установить три формы (или три направления) складывания государственно-монополистических институтов по регулированию военного судостроения. Это, во-первых, прямое использование производственных объединений для выполнения заказов по постройке кораблей, когда частным капиталистическим монополиям типа треста были фактически присвоены функции государственно-капиталистической монополии; во-вторых, использование учетно-распределительного аппарата, монополий синдикатского типа («Продамета») для размещения и контроля за исполнением

-46-

заказов на металлические изделия; в-третьих, создание смешанных, частногосударственных судостроительных предприятий.

Еще один тип складывания государственно-монополистических органов регулирования производства, связанный с «обсоюзиванием» мелких предприятий, исследован Н. А. Ивановой - применительно к металлообрабатывающей промышленности (производство колючей проволоки и снарядное дело) и В. Я. Лаверычевым-применительно к кожевенной промышленности.

Интересное исследование о развитии, монополизации и регулировании коксобензольной промышленности, возникшей в годы первой мировой войны, выполнила Э. Урибес. Ей удалось показать активную роль государства в насаждении этой новой отрасли народного хозяйства России; выяснить роль быстро оформившихся и окрепших монополистических объединений в регулировании коксобензольного производства; проследить использование органов по регулированию химической промышленности, созданных в военные годы при организации соответствующего отдела ВСНХ и советского треста в коксобензольной промышленности. Рассмотренный цикл работ по регулированию отдельных отраслей народного хозяйства в годы мировой войны дополняет большая статья Ю. Н. Нетесина об эвакуации латвийской промышленности. На основании разработки архивных фондов центральных и латвийских архивов ему удалось не только показать организацию и ход эвакуации латвийских предприятий в центр страны, но и рассмотреть их восстановление на новом месте. Он достаточно подробно охарактеризовал роль эвакуационной комиссии Особого совещания по обороне в этом процессе, а также ожесточенную борьбу монополистических группировок России за «дележ» промышленных ценностей, вывезенных из Латышского края. Именно восстановительный период эвакуации до публикации исследования Ю. Н. Нетесина является наименее изученным.

Таковы основные исследования по истории отраслевого регулирования военной экономики России, появившиеся во второй половине 50-х - начале 60-х годов. В соединении с упомянутыми выше исследованиями А. Л. Сидорова, А. П. Погребинского и др. и вместе со статьями о деятельности русских коммерческих банков в годы войны они составили второй цикл исследований по проблеме взаимоотношений государственного аппарата царизма с монополиями, в которых главное внимание обращено на изучение ГМК в России в 1914-1917 гг., до победы Февральской буржуазно-демократической революции.

Наконец, появилась серия статей и монография П. В. Волобуева, содержащие характеристику последнего этапа развития ГМК в России-от февраля 1917 г. до победы Великой Октябрьской социалистической революции. Экономическая политика царского правительства второй половины XIX в. прослежена в работах И. Ф. Гиндина. В них доказано, что в интересах укрепления своего политического господства царское правительство было вынуждено активно содействовать форсированному развитию

-47-

некоторых отраслей тяжелой промышленности и банков и в своих интересах поддерживать нарождающиеся капиталистические монополии. И если П. В. Волобуев рассмотрел конечный этап процесса, то И. Ф. Гиндин разработал его предысторию.

Таким образом, в главных чертах, на примере изучения ведущих отраслей народного хозяйства и разработки узловых вопросов темы развитие ГМК в России прослежено от его возникновения до логического конца.

Первые итоги изучения данной проблемы были подведены на декабрьской 1958 г. сессии Научного совета «Исторические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции.

Сложные, противоречивые процессы формирования и развития ГМК в России развертывались в условиях широкого государственного вмешательства в экономическую жизнь страны. Сохранение и укрепление политического господства помещиков в период капитализма было возможно лишь при условии экономического роста страны. Поэтому царское правительство было вынуждено идти по пути насаждения и форсирования развития ряда отраслей промышленности и транспорта, способствовать концентрации и централизации капиталов. В результате монополистическому капиталу в России, в отличие от стран раннего развития капитализма, не приходилось поворачивать государственный аппарат от незначительного вмешательства в домонополистический период к всеохватывающему вторжению в экономическую жизнь. Исторически сложившуюся систему государственного вмешательства в интересах крупного капитала легче было поставить на службу крупному капиталу (монополиям), приспособить к его интересам. Правящая бюрократия-«постоянный флюгер, полагающий высшую свою задачу в сочетании интересов помещика и буржуа»- была бы к этому вполне подготовлена, более того, какое-то время, во всяком случае до первой русской революции, она играла активную, иногда решающую роль в создании ряда государственно-монополистических институтов. Именно в этом заключается специфическая особенность зарождения и развития ГМК в России. С учетом свойственного монополиям стремления к использованию государственного аппарата в своих интересах указанная особенность объясняет раннее появление в России государственно-монополистических тенденций - со времени вступления России в период империализма. Но если в странах, где буржуазия находилась у власти, достижение монополиями экономического могущества влекло за собою их политическое господство, то в России отсутствие у буржуазии политической власти весьма ограничивало возможности монополий «диктовать» свою волю, «подчинять» себе государственный аппарат и вынуждало их в значительной мере довольствоваться дополнительным обогащением из рук бюрократии. Экономическая политика царского правительства была рассчитана прежде всего на укрепление господства помещичьего класса. По мере того как влияние крупной буржуазии становилось постепенно господствующим в экономике страны, экономическое

-48-

положение помещиков ослабевало. Отсюда боязнь помещиков потерять свое господствующее политическое положение и их давление на правительство с требованием «обуздать» монополистический капитал.

Таким образом, государственно-монополистические тенденции в России имели специфический характер. Они возникли не на базе высокоразвитого монополистического капитализма, а в результате особенностей капиталистической индустриализации страны и выражали интересы союза крепостников-помещиков с империалистической буржуазией, а не только буржуазии.

В годы первой мировой войны сложилась система ГМК. Ее специфика заключалась в преобладании представителей царской бюрократии в правительственных органах - Особых совещаниях. Это было одним из проявлений политического соотношения сил в рамках теснейшего союза горстки крепостников-помещиков с магнатами финансового капитала. Пока внимание исследователей было сосредоточено на изучении истории Особых совещаний, они не могли не приходить к заключению о слабости, недоразвитости ГМК в России. Однако подчиненное политическое положение буржуазии нельзя распространять на область экономических отношений между государственным аппаратом царизма и монополистическими объединениями в системе ГМК, взятой в целом. Эта система не ограничивалась четырьмя Особыми совещаниями. Помимо них, она включала в свой состав государственно-монополистические институты по непосредственному регулированию производства в виде специальных отраслевых комитетов при Особых совещаниях или ведомственных исполнительных органов и государственно-капиталистические монополии в виде или межотраслевых объединений, построенных на принципах вертикального комбинирования и горизонтального кооперирования производства, или объедицений синдикатского типа.

Буржуазия «давно правит нашей страной экономически», указывал В. И. Ленин (март 1917 г.). Она правила и в органах по непосредственному регулированию отдельных отраслей народного хозяйства, возникших в результате сращивания государственного аппарата с капиталистическими монополиями. В военные годы внутри правящей военно-бюрократической верхушки, не выпускавшей основных рычагов экономической политики из своих рук, имелись противоречия и шла борьба по вопросам общей политики в отношении буржуазии и монополий. Поэтому такое сращивание, вплоть до свержения царизма, не приобрело вполне законченного характера.

Опасаясь политического усиления буржуазии и стремясь оставить за собой последнее слово при решении хозяйственных вопросов, правительственная верхушка в ряде случаев пыталась организовать регулирование без капиталистических монополий. Но безуспешно. Острая нехватка вооружения и боеприпасов поставила правительство в прямую зависимость от монополий. Формирование ГМК было объективным процессом, вытекавшим из самой сущности

-49-

монополистического капитализма, а война и связанная с нею необходимость организации военной экономики гигантски ускорила его течение. К октябрю 1917 г. ГМК в России дорос до попыток организации общегосударственного учета и централизованной разверстки металлов, топлива, сахара, хлеба и некоторых других важнейших продуктов; до реакционно-бюрократического (т. е. проводящегося в интересах правящих классов, за счет интересов всего общества) регулирования целых отраслей промышленности из отдельных центров; до регулирования государством цен на средства производства, сырье и предметы массового потребления. Все эти явления были следствием и показателем того, насколько далеко зашел процесс обобществления производства, насколько возросла при империализме, когда банки и крупнейшие отрасли производства срослись неразрывно, созданная капитализмом теснейшая связь и взаимозависимость различных отраслей народного хозяйства.

В результате, подчеркивал В. И. Ленин, накануне Великой Октябрьской социалистической революции уровень развития монополистического и государственно-монополистического капитализма в России достиг такой ступени, что нельзя было идти вперед, «не идя к социализму, не делая шагов к нему. ..».

Таким образом, с точки зрения экономической сущности взаимоотношений государственного аппарата с капиталистическими монополиями, организационно-управленческих форм органов регулирования и в смысле складывания материально-организационных предпосылок для проведения социалистических преобразований после победы пролетарской революции нельзя говорить о слабости, недоразвитости ГМК в России в годы первой мировой войны. Об этом нельзя судить и по конечным результатам регулирования военного производства. Как и в других воевавших странах, и на это обстоятельство также не раз указывал В. И. Ленин, развертывание военного производства в России происходило за счет всего народного хозяйства, за счет ограбления широких народных масс, за счет беспощадного расхищения основного капитала промышленности и транспорта. Это должно было привести и привело к хозяйственной разрухе. В России, где разрыв между производственными возможностями и величиною военного спроса был особенно велик, разруха народного хозяйства приняла поистине зловещие размеры, поставив страну на грань катастрофы.

Таким образом, в результате конкретно-исторических исследований последних лет преодолены представления о чрезвычайной слабости или даже отсутствии ГМК в России. Экономика страны дошла до ступени государственно-монополистического капитализма - таков итог проделанной работы.

Однако изучение проблемы ГМК в России еще далеко от своего завершения. Приведенные выше итоги основаны на специальном изучении лишь нескольких отраслей крупнокапиталистической промышленности России - металлургической, судостроительной, коксобензольной, текстильной и сахарной. Слабо изучена роль

-50-

русских коммерческих банков в системе ГМК. Не затронут ряд других важнейших аспектов темы, например, рабочий вопрос в системе ГМК. Отсюда необходимость дальнейшей конкретной разработки проблемы. Методология исследования приобретает в этих условиях особое значение.

С появлением тезиса о подчинении государственного аппарата капиталистическим монополиям как исходном пункте и содержании процессов формирования ГМК различия в социальной природе царизма и монополий перестали рассматриваться как препятствие для возникновения и развития государственно-монополистических тенденций в России. Вот почему всеми историками русского империализма тезис о подчинении был положен в основу конкретно-исторических исследований. Однако результатом проделанной работы было постепенное преодоление концепции подчинения государственного аппарата капиталистическим монополиям. Эта концепция суживала ленинское понимание проблемы ГМК до вопросов использования государства монополиями в интересах обеспечения максимальной прибыли. Далее, ею декретировался единственно возможный результат сближения государства и монополистических объединений. Наконец, концепция подчинения государственного аппарата монополиями отрицала возможность капиталистического планирования и регулирования экономической жизни.

К изучению проблемы ГМК историки российского империализма обратились во второй половине 50-х годов, когда общая обстановка на идеологическом фронте стала решительным образом изменяться под воздействием курса XX съезда Коммунистической партии Советского Союза. Именно это и открыло возможность для разработки проблемы российского ГМК под углом зрения складывания материально-организационных предпосылок победы социалистической революции -в нашей стране. Такой подход к проблеме с неизбежностью привел к исследованию государственно-монополистического регулирования экономики России в годы первой мировой войны, к выявлению государственно-монополистических институтов, использованных после победы Октябрьской революции при создании хозяйственного аппарата Советской власти. Таким образом, нарушалось первое ограничение, на котором базировалась неколебимость концепции «подчинения».

Одновременно менялось отношение и к положению «о подчинении» как определения единственно возможного результата сближения государства и монополий. Правда, ряд исследователей находили возможным безоговорочно применять формулу «о подчинении» для характеристики взаимоотношений государственного аппарата и монополистических объединений в условиях царской России начала XX в. Однако другие авторы рассматривали формулу «о подчинении» как определение результатов сближения государства и монополий на современном этапе общего кризиса капитализма. Отсюда свою задачу они видели в том, чтобы уловить и охарактеризовать начало этого процесса, т. е. элементы

-51-

подчинения и его специфические особенности в России начала XX в. Вторая постановка вопроса объективно несла в себе элементы критического подхода к положению о подчинении, открывала возможности для его уточнения, а возможно, и пересмотра, о чем, впрочем, вряд ли тогда кто-либо задумывался.

В последующих работах был сделан следующий шаг по пути уточнения возможности применения формулы о подчинении государственного аппарата монополиями. Именно в зависимости от силы и влияния монополий термином «подчинение» стали определяться лишь некоторые конкретные случаи их взаимоотношений с отдельными звеньями государственного аппарата. Так, в частности, решался этот вопрос в монографии о формировании ГМК в металлургической промышленности.

Все это постепенно приводило к выводу, что положение о подчинении государственного аппарата монополиям далеко не всегда применимо для определения сущности взаимоотношений между ними, что такие употреблявшиеся В. И. Лениным понятия, как сращивание, сплетение, слияние или объединение сил государства и монополий в единый механизм,- более верны и требуют конкретного подхода при определении результатов сближения государства и монополий. Однако решающим толчком для перехода от сомнений в правильности формулы «подчинения» к ее прямой критике явились итоги изучения экономической политики русского самодержавия в 60-90-х годах XIX в. Предпринятые разыскания показали, что отдельные факты, которые представлялись результатом подчинения аппарата царизма монополиям, объяснялись прямым диктатом последних и имели место в домонополистический период развития капитализма в России. Таковы, например, сдача казенных заказов по явно завышенным ценам, выдача долговременных ссуд и субсидий для строительства предприятий, прямая государственная помощь промышленникам во время экономических кризисов и т. д. В 60-70-х годах XIX в. все это не было результатом подчинения государственного аппарата царизма монополиям (последних тогда просто не существовало), а объяснялось сознательной политикой правительства, прямо заинтересованного в форсированном развитии некоторых отраслей тяжелой промышленности и железнодорожного транспорта.

В результате на московской сессии Научного совета по проблеме «Исторические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции» в декабре 1958 г. прямо был поставлен вопрос о том, что формула «подчинения» далеко не всегда отражает существо взаимоотношений капиталистических монополий с государственным аппаратом царизма. Поддержанные некоторыми участниками дискуссии докладчики (В. П. Бовыкин, И. Ф. Гиндин и К. Н. Тарновский) доказывали, что говорить о подчинении государственного аппарата царизма капиталистическим монополиям нельзя, не приходя в противоречие с ленинскими характеристиками соотношения сил господствующих в России классов и социально-политической природы самодержавия: с позиции подчинения

-52-

государственного аппарата монополиями нельзя объяснить причины раннего возникновения государственно-монополистических тенденций в России в конце XIX - первых годах XX в., когда монополии еще только возникали: лишь вопреки историческим фактам можно говорить, например, о «подчинении» Металлургического комитета уральским синдикатом «Кровля», находившимся накануне войны в состоянии распада и т. д. В связи с этим докладчики приходили к выводу, что ряд государственно-монополистических институтов возник в России в результате и на базе совпадения интересов царизма и монополистических организаций, без всякого «подчинения» первого последним.

В дальнейшем рамки полемики расширились, а говоря точнее, выявился главный предмет дискуссии, присутствовавший уже в самом ее начале. Из формулы «подчинения» следовало, что активной стороной в процессах формирования и развития ГМК были монополистические объединения, «диктовавшие» свою волю государственному аппарату. Поэтому к исследованию проблемы подходили прежде всего со стороны изучения политики монополистических объединений, отвлекаясь от политики правительства как фактора второстепенного и подчиненного. Положение изменилось на рубеже 50-60-х годов с появлением серии исследований, посвященных экономической политике правительства. Мы уже называли работы И. Ф. Гиндина, в которых была показана активная роль самодержавия в «насаждении» капитализма «сверху». ) В результате появилась возможность иначе, с учетом роли государства, рассмотреть процессы зарождения государственно-монополистических тенденций в России. Решающую роль правительства в насаждении и развитии коксобензольного производства в годы первой мировой войны показала в своей статье Э. Урибес. Наконец, для понимания характера экономической политики царского правительства большой интерес представляет исследование Б. В. Ананьича о деятельности Учетно-ссудного банка Персии. Он установил преобладающую роль государства как в организации русско-персидской торговли, так и в вывозе капитала в Персию, подчеркнув, что эта черта экономической политики царского правительства, являясь одной из особенностей политики самодержавия на Востоке, вытекает из экономической отсталости царской России, из относительной слабости российского монополистического капитализма.

Значение указанных исследований для разработки проблемы взаимоотношений государства и монополий заключается, таким образом, в том, что в них была подтверждена и доказана высказанная на декабрьской (1958 г.) сессии Научного совета гипотеза, что без учета характера и специфики экономической политики царизма невозможно до конца уяснить особенности складывания и развития ГМК в России. Так вполне определенно обрисовалось новое научное направление в трактовке проблемы ГМК. Одновременно были опубликованы монографии, авторы которых по-прежнему исходили из тезиса о подчинении государственного

-53-

аппарата царизма монополиями, как исходном пункте и содержании процессов формирования ГМК. В результате дискуссия по вопросу о «сращивании» и «подчинении» вступила во вторую стадию. Помимо того, что теперь она велась с привлечением более широкого конкретного материала, новая ее стадия характеризовалась выявлением главного вопроса полемики: а основе разногласий - разное понимание роли и функций государства в развитии капиталистической экономики вообще и в частности - в процессах формирования ГМК. И тогда выяснилось, с одной стороны, что споры среди исследователей российского империализма являются составной частью более широкого обсуждения данной проблемы: аналогичные вопросы широко дискутировались специалистами по истории и экономике как стран Запада, так и Востока. С другой стороны, определилась преемственность дискуссии, ее непосредственная связь с обсуждением вопроса о роли государства в экономическом развитии капиталистических стран, которая развернулась в конце 1940-х годов после выхода в свет книги акад. Е. С. Варги «Изменения в экономике капитализма в итоге второй мировой войны» (М., 1947). Мы показали в других работах, что уже тогда Е. С. Варга выдвигал и отстаивал положение об активной, решающей роли государства в организации военного хозяйства, об элементах планирования в империалистических странах после окончания второй мировой войны и т. д.

Ход дискуссии мы подробно рассматривать не будем. Во-первых, она проходила сравнительно недавно и получила обстоятельное освещение в печати. Во-вторых, полностью оправдалось высказанное мной в 1964 г. предположение, что дискуссия о «сращивании» и «подчинении» скоро изживет себя. И в самом деле, за последние 3-4 года статьи по данному вопросу больше не появлялись. Можно, следовательно, остановиться лишь на главных итогах дискуссии.

Первый из них сводится к преодолению концепции подчинения государственного аппарата монополиями. Как конкретный факт подчинение монополиями тех или иных звеньев государственного аппарата может, конечно, иметь место. Но столь же возможны случаи подчинения отдельных монополий государственным аппаратом или создания государственно-монополистических объединений в результате и на базе общности или совпадения интересов государства и монополий. Эти и другие возможные варианты, конкретно устанавливаемые в каждом отдельном случае специальными исследованиями, описываются ленинскими понятиями о сплетении, сращивании, слиянии государственного аппарата и монополистических организаций, и особенно выводом о соединении силы монополий и силы государства в единый механизм. Именно такое понимание сути ГМК принято в современной научной литературе.

Второй итог дискуссии сводится к пересмотру положения И. В. Сталина о функциях буржуазного государства, сформулированного в 1934 г. в беседе с писателем Г. Д. Уэллсом и положенного

-54-

в основу концепции подчинения государственного аппарата монополиям. Эти функции не ограничиваются, как полагал И. В. Сталин, организацией обороны страны, охраной «порядка» и сбором налогов. В период империализма у буржуазного государства появляются обширные экономические функции, вплоть до широкого регулирования производства вообще и управления государственными предприятиями и целыми отраслями народного хозяйства.

Поэтому третий итог дискуссии состоит в возникновении интереса к истории государственно-капиталистического («казенного» по старой терминологии) хозяйства дореволюционной России. Первые результаты такого изучения уже налицо: в 1966 г. А. М. Соловьева защитила кандидатскую диссертацию «Государственный капитализм и развитие железнодорожного транспорта России во второй половине XIX в.», а затем опубликовала статью по этой теме. Как было отмечено выше, К. Ф. Шацилло специально изучил казенные судостроительные заводы морского ведомства - капиталистические предприятия, принадлежавшие коллективному собственнику- полуфеодальному государству крепостников-помещиков. Однако говорить об итогах разработки данного вопроса пока еще рано. Она еще только начинается.

3. ИЗУЧЕНИЕ РОЛИ ИНОСТРАННЫХ КАПИТАЛОВ В РОССИИ

Дискуссия в журнале «Вопросы истории». Новейшая литература вопроса. Некоторые итоги.

Итоги изучения истории монополистического капитализма в России, опрокинувшие установившиеся в 40-х - начале 50-х годов представления о высоте и степени монополизации народного хозяйства страны, о развитии ГМК в России, прямо подводили к вопросу о том, насколько соответствует действительности общая характеристика особенностей российского империализма, данная в свое время П. И. Лященко. Как мы помним, специфику российского империализма он сводил, по сути дела, к двум положениям: полуколониальной зависимости экономики страны от иностранного капитала и «военно-феодальному» характеру монополистического капитализма в России. Именно эти вопросы оказались в центре внимания сессии Научного совета «Исторические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции», проведенной в Ленинграде в сентябре 1961 г.

Вопрос о роли иностранных капиталов в экономическом и социально-политическом развитии царской России далеко не нов. Он занимал одно из ведущих мест в историко-экономических исследованиях 20-х - начала 30-х годов. Однако достигнутые тогда значительные успехи были фактически сведены на нет концепцией «Истории ВКП(б). Краткий курс», придавшей тезису о полуколониальной зависимости России от западноевропейских держав

-55-

характер непререкаемой догмы. То, что, по крайней мере, требовалось доказать, было преподнесено как окончательно решенный вопрос. Конечный вывод предшествовал оценке фактов и, в свою очередь, предопределил их оценку. На какое-то время восторжествовал иллюстративный метод доказательства, сводившийся к подбору фактов и их соответствующей трактовке. Частным проявлением этого было восстановление в правах отвергнутого в конце 20-х - начале 30-х годов формально-статистического метода изучения роли иностранных капиталов в экономическом и социально-политическом развитии России: приведение нескольких цифровых показателей удельного веса иностранных вложений в промышленность, и особенно банки, вновь стало считаться достаточным для обоснования тезиса о полуколониальной зависимости России.

Правда, далеко не все специалисты разделяли и пропагандировали подход, данный в «Истории ВКП(б). Краткий курс», к разработке проблемы иностранных капиталов в России.

В 1956 г., уже после XX съезда Коммунистической партии Советского Союза, Б. Б. Граве опубликовала в журнале «Вопросы истории» дискуссионную статью «Была ли царская Россия полуколонией?». Здесь содержалась характеристика историографии вопроса, рассматривалось влияние концепции полуколониальной зависимости России на разработку конкретных сюжетов истории внешней политики России и ее участия в первой мировой войне, наконец, предпринималась попытка положительного решения вопроса о характере и степени зависимости России от западноевропейских государств накануне и в годы первой мировой войны. Б. Б. Граве вовсе не отрицала финансовой и экономической зависимости России от европейских империалистических держав. Эта зависимость, подчеркивает она, «сильно возросла» в годы первой мировой войны и «особенно усилилась после февральской революции, при Временном правительстве». Рассчитывая на помощь западных держав в борьбе с нарастающей революцией, «Временное правительство готово было угодливо выполнять любые приказания Антанты»; и такая политика, говорится далее, «при дальнейшем упадке и деградации экономики страны и ее растущей зависимости от иностранного капитала угрожала превращением России в подсобную силу союзников». При всем этом «характеристика России как полуколонии или только „резерва" Антанты не соответствует действительности. Несмотря на остатки крепостничества, в России сложился развитой монополистический капитализм, превращение которого в государственно-монополистический капитализм было необычайно ускорено войной. К моменту Октябрьской революции в России социализм созрел экономически, созрели и внутренние предпосылки социалистической революции, вырос могущественный рабочий класс, руководимый боевой марксистской партией нового типа, имевший большой опыт политической борьбы».

В целом, несмотря на недостаточно развернутую аргументацию и некоторую схематичность изложения, статья Б. Б. Граве представляла

-56-

хорошую основу для плодотворной дискуссии по ряду вопросов социально-экономической и политической истории России периода империализма, и правильная организация дискуссии могла бы значительно ускорить развитие науки, способствовать более быстрому преодолению ошибочных положений.

Однако обсуждение вопросов, поставленных Б. Б. Граве, оказалось односторонним. «Страна, импортирующая капитал,- поучал автора дискуссионной статьи И. В. Маевский,- неизбежно становится в зависимое положение». И далее, согласившись с тем, что «в нашей литературе имеется переоценка, а следовательно, неправильная трактовка роли иностранного капитала», и упрекнув Б. Б. Граве за то, что «она не дала сколько-нибудь обстоятельного анализа конкретно-исторического материала, характеризующего роль иностранного капитала в экономической и политической жизни России», И. В. Маевский, по сути дела, воспроизвел все привычные аргументы, доводы и цифровые показатели в пользу концепции полуколониального положения России. В итоге И. В. Маевский пришел к выводу, что иностранный капитал, независимо реформ его экспорта, национальной и иерархической - (принадлежит ли он государству или отдельным финансовым группам), осуществляет одну общую цель-извлечение максимально высоких прибылей и установление экономического, а на этой основе и политического господства. Вне этого понятия,- подчеркивал И. В. Маевский,- нельзя дать правильного анализа роли иностранного капитала в русской промышленности, его влияния на экономические и военно-политические судьбы России». И с этой точки зрения И. В. Маевский «раскритиковал» не только Б. Б. Граве, но и П. И. Лященко, убежденного сторонника положения о полуколониальной зависимости России, за то, что последний отмечал в своем учебном пособии факт уменьшения удельного веса иностранного капитала в некоторых отраслях российской промышленности в годы первой мировой войны. В целом статья И. В. Маевского против Б. Б. Граве в отдельных своих положениях была рецидивом взглядов наиболее крайних сторонников концепции «денационализации» российского капитализма.

Как показал В. И. Бовыкин, на весьма шаткой фактической и методологической основе зиждутся и положения еще одного участника дискуссии - А. Е. Иоффе. Тем не менее после его выступления дискуссия по проблеме, поставленной Б. Б. Граве, была прекращена. В передовой статье журнала «Вопросы истории» редколлегия фактически присоединилась к точке зрения И. В. Маевского, заявив, что опубликование работы Б. Б. Граве, «в которой запутан вопрос об усилении зависимости царизма от иностранного империализма и об угрозе превращения царской России в полуколонию», «не принесло пользы науке...».

Этих нескольких строк оказалось достаточно, чтобы историки народного хозяйства России, смотревшие на проблему так же или почти так же, как и И. В. Маевский, сочли вопрос окончательно

-57-

решенным, а свою точку зрения - единственно правильной. Обратимся, например, к работам И. В. Фолюшевского. Дискуссионную статью Б. Б. Граве он объявляет глубоко ошибочной и противоречащей таким «общественным фактам», как значительный удельный вес иностранных вложений в тяжелую промышленность Юга России, как прекращение под давлением французских высокопоставленных лиц судебного дела донецкого синдиката «Продуголь», как главенство иностранных фирм в той или иной отрасли народного хозяйства Украины (например, О. Пьетт и Э. Коппе в коксохимии) и т. д. Тем не менее, пишет И. В. Фолюшевский, «некоторые историки и экономисты и сейчас (статья написана в 1960 г.- К. Т.) избегают говорить о полуколониальном характере зависимости царской России от империалистических держав Запада. Эти историки и экономисты как бы не хотят считаться с конкретным историческим материалом и фактами, свидетельствующими о полуколониальной зависимости военно-феодального империализма России от монополистического капитала Запада».

«Беспокойство» И. В. Фолюшевского понятно. Начавшуюся дискуссию относительно характера и степени зависимости России от западноевропейских держав на какое-то время можно было прекратить. Но приостановить разработку проблемы иностранных капиталов в России было невозможно: с этой проблемой исследователи сталкивались при изучении самых различных сторон социально-экономической истории империалистической России.

В настоящее время можно уже говорить о более или менее целостном направлении в разработке проблемы зависимости России от западноевропейских держав. Характерная черта его заключается в следующем. В работах И. В. Маевского и И.В.Фолюшевского , как и в литературе 20-х годов, указанная проблема рассматривалась главным образом на основании далекой от точности статистики притока иностранных капиталов, т. е. вне связи с конкретной средой и обстановкой, в которой им приходилось действовать. В новейших работах метод изучения проблемы качественно иной: вопросы степени и характера зависимости России, роли иностранного капитала решаются на базе исследований конкретных проблем развития банков, промышленности, монополий, экономической политики правительства. Иными словами, иностранные капиталы стали изучаться во взаимодействии с отечественным капиталом, с учетом конкретно-исторического периода развития России. Тем самым на место количественных подсчетов удельного веса иностранных капиталов выдвинулся качественный анализ характера связей, возникающих между странами в результате притока иностранных капиталов, а также исследование особенностей их функционирования, их воздействия на социально-экономическое развитие России.

По своей проблематике работы характеризуемого направления можно с известной условностью объединить в три основные группы. К первой из них мы относим работы по истории русских коммерческих

-58-

банков. Здесь прежде всего следует выделить исследования ленинградских историков - В. С. Дякина, Ю. Б. Соловьева и А. А. Фурсенко, а также работы В. И. Бовыкина, сосредоточивших свое внимание на начальном этапе процесса сращивания банковского капитала с промышленным, происходившего при самом активном участии иностранного капитала. Не случайно их обращение к архивному фонду петербургского Международного коммерческого банка: среди кредитных учреждений царской России именно Международный банк раньше и активнее других стал внедряться в различные отрасли русской промышленности и уже в конце 90-х годов финансировал большое число крупных промышленных предприятий, весьма различных по своему профилю.

Архивный фонд Международного банка наиболее полно сохранился в ранних своих частях. По более позднему времени имеющаяся документация значительно беднее. Поэтому в исследованиях о банковских монополиях накануне первой мировой войны используются другие собрания архивных документов прежде всего фонды Русско-Азиатского банкой связанных с ним промышленных предприятий. В. И. Бовыкин в результате исследования складывания монополистических объединений в военной промышленности России накануне первой мировой войны пришел к интересным выводам относительно - взаимодействия русского и иностранного финансового капитала. Им же опубликованы уникальные документы для понимания вопроса о характере взаимоотношений русского и иностранного финансового капитала - протоколы совещаний представителей русских и французских банков, на которых решались все важнейшие вопросы развития, расширения и финансирования военно-промышленной .группы Русско-Азиатского банка.

Интересы русского и иностранного капитала тесно переплетались и в области железнодорожного строительства России. Эти вопросы специально изучала А. М. Соловьева. Ей удалось обнаружить несколько протоколов совместных заседаний представителей русских и французских банков, тексты синдикатских соглашений между ними по реализации капиталов железнодорожных обществ и другие важные документы, которые она частично опубликовала. Решающая роль русских коммерческих банков, несмотря на значительное участие иностранных капиталов в строительстве и эксплуатации Армавир-Туапсинской железной дороги, показана в сообщении Н. И. Лебедик.

Названные исследователи рассматривали развитие финансово-капиталистических отношений в России и роль в этих процессах иностранного капитала через призму деятельности русских коммерческих банков. Другая группа историков и экономистов шла к ним навстречу и подходила к решению указанных вопросов путем разработки истории отдельных отраслей промышленности и действовавших в них монополий. Соответствующие исследования мы выделяем во вторую группу работ рассматриваемого цикла. Схватка русских и иностранных магнатов финансового капитала в связи

-59-

с переходом царского правительства накануне первой мировой войны к реализации военно-морских программ по воссозданию русского боевого флота явилась предметом специального исследования К. Ф. Шацилло. Судьба иностранных фирм, действовавших в коксохимической промышленности металлургического района Юга России накануне и в годы первой мировой войны, прослежена в упомянутой выше работе Э. Урибес. Ю. Н. Нетесин написал небольшую, но весьма интересную работу о путях проникновения германского капитала в промышленность России на основании материалов Фонда акционерного общества «Бр. Фельзер и К°» (Рига). Изложение доведено до конца 1916 г., когда указанное общество, тесно связанное с немецкими промышленными фирмами и банками, было поглощено финансово-промышленной группой Русско-Азиатского банка. Вслед за тем Ю. Н. Нетесин предпринял попытку охарактеризовать влияние иностранного капитала на всю обрабатывающую промышленность Латышского края. Автор убедительно опроверг представление о Прибалтике как «домене немецкого капитала», выявил как удельный вес иностранных капиталовложений, так и формы их связей с соответствующими финансовыми группами Германии, Англии, Франции.

Комплексное исследование о проникновении иностранного капитала в горную промышленность дореволюционного Казахстана выполнено Ц. Л. Фридманом. В его монографии, появлению которой предшествовала серия статей, рассмотрена история проникновения иностранных капиталов в медную (акционерные общества Спасских медных руд и Атбасарских медных копей), полиметаллическую (Риддерское горнопромышленное акционерное общество), каменноугольную (Экибастузское месторождение) и нефтяную промышленность Казахстана (Урало-Эмбинский район). В книге широко использованы документы центральных и особенно местных архивохранилищ.

Уточнены представления о роли иностранного капитала в развитии нефтяной промышленности России- как Бакинского района (мы имеем в виду написанное М. Я. Гефтером и Л. Е. Шепелевым обширное предисловие к упомянутому выше сборнику документов «Монополистический капитал в нефтяной промышленности России»), так и Грозненского и Майкопского районов (исследования Л. Н. Колосова и М. М. Дубовицкого) . Появились новые работы о роли иностранных капиталов в развитии тяжелой промышленности Юга России, их проникновения в экономику дореволюционной Белоруссии и на Дальний Восток.

Исследования финансового положения страны, характера и структуры бюджета царской России составляют третью группу работ, относящихся к рассматриваемому циклу. Усиление интереса к данной проблематике весьма отрадно. Именно в истории финансов и бюджета, как в фокусе, отражались все особенности экономического положения России, слабость ее экономического потенциала, точно так же, как и экономическая зависимость России от западноевропейского империализма ярче всего проявлялась

-60-

в факте ее финансовой зависимости. Вместе с тем обращение к данной проблематике привлекло внимание исследователей к вопросу о роли заграничных займов царского правительства - важнейшего канала проникновения иностранного капитала в народное хозяйство России. Достаточно сказать, что одни гарантированные правительством железнодорожные займы достигали 1740 млн. руб., т. е. равнялись сумме иностранных капиталовложений в промышленность. Иностранная доля общегосударственного долга царизма накануне первой мировой войны составляла примерно 4,3 млрд. руб., т. е. вдвое превосходила все иностранные капиталовложения в экономику страны. Несмотря на это, вплоть до последнего времени финансово-экономическая проблематика мало занимала исследователей. После работ и публикаций Б. А. Романова (вторая половина 20-х годов) лишь А. П. Погребинский написал небольшую популярную книжку по истории финансов дореволюционной России, в которой периоду империализма отведен заключительный раздел. В результате две неразрывно связанные между собою формы ввоза иностранного капитала (предпринимательская и ссудная) оказались оторваны одна от другой, и оценка роли иностранного капитала в целом давалась зачастую на примере только предпринимательской формы.

В последние годы положение изменилось к лучшему. Появилось несколько публикаций, характеризующих финансовое положение России и бюджетную политику царизма и Временного правительства. Ю. Н. Шебалдину принадлежит большая статья исследовательского типа о государственном бюджете России в период 1900-1913 гг. Автор рассмотрел динамику и структуру бюджета, а также его соотношение с ростом национального дохода страны. Выяснена и роль государственных займов, внутренних и внешних, значение которых для бюджета начала XX в. было гораздо большим, чем в конце XIX в.

-61-

Уточненные сведения о величине и характере русского государственного долга к моменту победы Великой Октябрьской социалистической революции приведены в сообщении И. Ф. Гиндина. Вопросы о «свободной наличности» государственного казначейства, о соотношении этой, в достаточной степени фиктивной величины с золотым запасом царского правительства и заграничными займами - одним из главных источников ее пополнения, о целевом назначении и использовании «свободной наличности» исследованы А. И. Буковецким.

Все эти работы во многом уточнили имеющиеся данные, выдвинули некоторые новые проблемы, а с точки зрения интересующего сейчас нас вопроса о влиянии иностранного капитала на экономическое и социально-политическое развитие страны значение указанных исследований заключается в том, что данная проблема рассматривается в связи, во взаимодействии со всем комплексом финансово-экономических мероприятий царизма и его бюджетной политикой. Именно это обстоятельство позволило авторам указанных исследований рассмотреть целевую направленность

-61-

заграничных займов в сравнении с займами внутренними, удельный вес первых и вторых в бюджетных поступлениях и образовании государственного долга, учесть влияние займов за границей на налоговую политику царизма и ее характер и т. д.

Однако подлинный перелом в разработке финансово-экономической проблематики обеспечил фундаментальный труд А. Л. Сидорова. Написанное крупным знатоком истории России периода империализма и задуманное как часть большого труда о влиянии первой мировой войны на экономику страны, исследование А. Л. Сидорова отличается широтой постановки вопроса, тщательностью анализа обширного и разнообразного фактического материала, глубокими обобщениями и выводами. Содержание работы не ограничивается хронологическими рамками мировой войны. Первая глава исследования содержит разностороннюю характеристику финансового положения России накануне войны и включает подробный очерк истории финансово-экономической политики с конца XIX в. до 1914 г. В последующих разделах анализируются внутренние источники покрытия военных расходов (гл. II.) и финансово-экономические отношения России с партнерами по Антанте (гл. III, IV). При анализе работы Петроградской конференции союзников (январь 1917 г.) А. Л. Сидоров дает комплексную характеристику финансового положения России к моменту свержения самодержавия, рассматривая межсоюзнический торг и взаимные претензии сторон по вопросу о военной помощи России в связи с внутренним состоянием страны. Так же построены и разделы, посвященные периоду от февраля до октября 1917 г. Исследование заканчивается тщательным анализом общей военной задолженности царского и Временного правительств (внутренней и внешней) и выводами относительно характера и динамики финансово-экономической зависимости России от крупнейших империалистических держав.

Таковы основные исследования, в которых проявился качественно иной подход к выяснению влияния иностранных капиталов на экономическое и социально-политическое развитие России в конце XIX - начале XX в. Данная проблема в большинстве из них не являлась единственной, а в ряде случаев и главной темой исследования. Вопрос о роли иностранных капиталов рассматривался указанными авторами наряду и в связи с целым комплексом проблем социально-экономического развития России, составлял неразрывное единство с ним. Но именно это обстоятельство позволило с совершенно иных позиций, чем раньше, осмыслить проблему в целом и вновь поставить ее в качестве исследовательской задачи. Отметим в этой связи две работы В. И. Бовыкина. На Ленинградской сессии Научного Совета он представил обширный доклад «О некоторых вопросах изучения иностранного капитала в России» и вскоре опубликовал статью «К вопросу о роли иностранного капитала в России». Доклад В. И. Бовыкина посвящен методологическим вопросам изучения проблемы. Он содержит обстоятельный анализ взглядов В. И. Ленина на место России в

-62-

системе мирового капитализма и его понимания термина «полуколония», а затем рассматривается влияние тезиса о полуколониальной зависимости России на направление и результаты изучения проблемы иностранного капитала в России. Что же касается его специальной статьи, то это тщательно выполненное статистико-экономическое исследование, преследующее цель подойти к оценке роли иностранного капитала с точки зрения его влияния на развитие производительных сил в России. Следует подчеркнуть, что конкретному изложению проблемы автор предпослал интересный анализ статистических материалов, на основании которых строится затем исследование. На наш взгляд, эта часть работы имеет самостоятельное значение. Сопоставлены и проанализированы все имеющиеся в литературе подсчеты, касающиеся как иностранных капиталовложений в русские государственные займы, так и в акционерные предприятия России. Он устанавливает минимальный и максимальный предел заграничной части государственного долга на основании ряда источников, что позволяет затем с большим или меньшим доверием относиться к имеющимся подсчетам.

Обратимся к основным положениям и выводам упомянутых выше конкретно-исторических исследований. Прежде всего не выдерживает проверки фактами возникшее еще в 20-х годах представление о полном порабощении, подчинении русских коммерческих банков и отраслей промышленности иностранным финансовым капиталом. Авторы новейших работ, в той или иной степени затрагивающих проблему иностранных капиталов, на основе анализа самого разнообразного и чрезвычайно широкого фактического материала, предпочитают говорить о тесном союзе русского и иностранного капитала. Именно, такого рода отношения между русскими и иностранными банками сложились на начальном этапе их совместной деятельности, в период промышленного подъема 90-х годовую. Б. Соловьев, взвешивая формулировки, говорит, что во взаимоотношениях Петербургского международного коммерческого банка с французскими, «общность интересов в одних вопросах переплетается с борьбой в других», указывает на «взаимную корысть», которая была «цементирующей основой» участников соглашения, далее пишет о свободном объединении «вполне автономных и никакими обязательствами между собою не связанных групп». Рассмотрев историю образования и развала «большого русского синдиката» для финансирования электрических предприятий в России, в котором Международный банк участвовал уже совместно с немецкими фирмами и банками, В. С. Дякин приходит к выводу, что «во всей этой борьбе Петербургский международный банк выступал не в качестве посредника и проводника политики германских или французских капиталов, а преследовал свои собственные цели и интересы, активно добиваясь осуществления этих целей. Но было бы неверно,- продолжает дальше исследователь,-изображать Петербургский международный банк и проводником русских национальных интересов.

Его политика как во время борьбы вокруг «большого синдиката»,

-63-

так и в других случаях определялась своекорыстной выгодой банка в каждом конкретном случае, что, впрочем, характерно для любого капиталистического предприятия».

Таковы отношения между русскими и иностранными банками в переходный период к империалистической стадии развития. В принципе такими же оставались они и в дальнейшем. «Русско-Азиатский банк в своих взаимоотношениях с французскими банками занимал вполне самостоятельную позицию,- подводит итог своим наблюдениям В. И. Бовыкин.- Во взаимоотношениях русской и французской банковских групп имело место тесное сотрудничество, в котором в равной степени были заинтересованы обе стороны».

Так складывались отношения между русскими и иностранными банками. Нечто подобное было и в области взаимоотношений русских и иностранных промышленных монополий. «Ни английским, ни германским, ни французским судостроительным фирмам не удалось добиться передачи им заказа на строительство первых линейных кораблей, с которых царизм приступал к возрождению военно-морского флота»,- пишет К. Ф. Шацилло. Но свою долю барышей на строительстве военных судов для России, продолжает он, иностранный капитал все же получил, «вступив в союз с русским монополистическим капиталом».

Итак, союз, а не безусловное и полное подчинение - так определяют исследователи сущность взаимоотношений между русским и иностранным финансовым капиталом.

Уже это определение включает в себя как оценку слабости русской экономики вообще, ибо она не могла успешно развиваться без притока иностранных капиталов, так и оценку определенной силы русского финансового капитала, с которой иностранному капиталу, проникавшему в Россию, приходилось считаться. Поэтому, установив преобладающий тип отношений между русским и иностранным финансовым капиталом, исследователи попытались ответить далее и на вопрос о том, позволяло российским банкам и монополиям, которые обычно уступали по абсолютной мощи своим иностранным партнерам, занимать в рамках империалистического союза, где характер взаимоотношений определялся силой его участников, позицию более или менее равноправной стороны или младшего партнера.

Здесь выделяются обстоятельства троякого рода. Во-первых,. устремившийся в Россию иностранный финансовый капитал представлял собою далеко не единое целое и действовал отнюдь не солидарно. Он был представлен не только разными национальными группировками, но и в пределах каждой из них велась неприкрытая конкурентная борьба за то, чтобы получить и отхватить больше. Упомянутые выше исследования Ю. Б. Соловьева и В. С. Дякина рассматривают взаимоотношения Петербургского международного банка с иностранными примерно в одних и тех же хронологических рамках, причем у первого автора банк выступает партнером французского, у второго - главным образом немецкого финансового капитала. Оба исследователя тонко и убедительно

-64-

показали, как умело руководители Международного банка использовали противоречия в стане своих партнеров одной национальности для проведения своей линии и достижения своих целей. Показали они и более широкие маневры Международного банка, его, так сказать, общую стратегию, учитывавшую противоречия не только в пределах, но и между национальными «фракциями» своих союзников. Такую же линию Международный банк проводил и позже, накануне первой мировой войны. Так же действовал и Русско-Азиатский банк.

Второе обстоятельство, позволявшее русским банкам и монополиям занимать более или менее равноправную позицию во взаимоотношениях со своими иностранными партнерами, заключается в знании и понимании местных условие Это сказалось не только на отношениях между русскими и иностранными банками, что единодушно подчеркивается всеми исследователями, но и при организации в России иностранных акционерных обществ и предприятий. Нередки случаи, когда хозяева иностранных компаний вообще не появлялись в России, ограничиваясь «стрижкой купонов», а практическое руководство предприятиями находилось в руках русских администраторов и технического персонала.

Было, наконец, и еще одно обстоятельство, ставившее русские банки и монополии в выгодное положение во взаимоотношениях с иностранными,- более тесные непосредственные связи с государственным аппаратом царизма и придворным окружением. Неудачу некоего Буланжье в так называемом Алтайском деле (устройство на Алтае, близ Кузнецка, большого металлургического завода, который обслуживал бы нужды строящейся Транссибирской магистрали) руководители Санкт-Петербургского Международного банка прямо объясняли тем, что в Петербурге «он не сумел правильно повести свое дело», но что банку оно несомненно удастся, поскольку ему протежирует граф Воронцов-Дашков - тогдашний министр двора. А. А. Фурсенко показал, что именно при помощи Международного коммерческого банка французские Ротшильды поддерживали связи с Витте, который не только содействовал претворению их планов в России, но и сам оказывал давление на парижские «деловые круги», в свою очередь используя весь арсенал средств, применявшихся Международным банком в отношениях с французской стороной, в том числе умело играя на противоречиях между французскими, немецкими и английскими капиталистами.

Своеобразное разделение функций наблюдалось у русских и французских банков, выступавших совместно в финансировании железнодорожного строительства в России: «...первым, - отмечает А. М. Соловьева,- принадлежала руководящая роль в основании новых железнодоржных обществ и добывании концессий, вторым-руководящая роль в реализации железнодорожных облигационных займов» . «Французский финансовый капитал,- пишет тот же исследователь в другой работе,- был заинтересован в посредничестве русских банков, так как тесные связи

-65-

крупнейших петербургских банков с царским правительством обеспечивали получение наиболее выгодных железнодорожных концессий, всевозможных льгот и т. п.».

Анализ рассмотренных обстоятельств и привел к пересмотру навеянных литературой 20-х годов представлений о полной зависимости русских банков и предприятий от иностранных капиталов, представлений, основывающихся на количественных подсчетах удельного веса иностранных капиталовложений по их национальной принадлежности. Такие подсчеты дают известное представление о роли отдельных иностранных денежных рынков в финансировании тех или иных русских банков и предприятий. Но они не вскрывают, а наоборот, затемняют действительную картину взаимоотношений русского и иностранного финансового капитала, русских иностранных банков и монополий. Широко используя иностранный капитал в качестве базы и опоры своей деятельности, уступая иностранным банкам весьма значительную часть прибыли, полученной в результате совместных учредительско-эмиссионных операций в России (в нашей литературе уже сделаны конкретные расчеты примерных размеров такой прибыли и ее распределения между русскими и иностранными банками), русские коммерческие банки при проведении своей политики не считались, однако, с преобладанием капиталовложений той или иной национальности. В результате «профранцузский», по старым представлениям, Русско-Азиатский банк использовал техническую помощь австрийских и немецких фирм; «немецкий» Международный коммерческий банк с первых же шагов своей деятельности стремился всемерно использовать французский денежный рынок, а впоследствии успешно сотрудничал с английской фирмой «Виккерс» и французским банком «Генеральное общество».

Таким образам, финансовые магнаты, направлявшие деятельность русских коммерческих банков, были более самостоятельными и независимыми от различных иностранных банков, чем они изображались ранее. Особенно наглядно это проявилось в годы первой мировой войны. И. В. Маевский и И.В.Фолюшевский напрасно подвергли критике отмеченное еще П. И. Лященко положение об освобождении ряда промышленных предприятий от иностранной зависимости. Это - твердо установленный и всесторонне обоснованный в новейших исследованиях факт. Дело вовсе не ограничивалось конфискацией предприятий, принадлежавших немецким владельцам.

Речь идет об освобождении от иностранной зависимости - технической и финансовой - целых отраслей народного хозяйства. В отношении морской судостроительной промышленности это доказано К. Ф. Шацилло в отношении коксохимической промышленности это обосновано Э. Урибес; к аналогичным заключениям пришел Ю. Н. Нетесин, исследуя историю акционерного общества «Фельзер и К°»; к подобным же выводам приводит рассмотрение истории военно-промышленной группы Русско-Азиатского банка в 1916-1917 гг., когда банк скупил акции Новороссийского общества, принадлежавшего

-66-

англичанам, и переуступил их Русскому обществу для изготовления снарядов и военных припасов; наконец, процесс поглощения предприятий с большим удельным весом иностранных капиталов пошел еще быстрее, когда Русско-Азиатский банк стал выступать и действовать совместно с концерном Стахеева-Батолина. Во всех этих многочисленных слияниях, поглощениях, «фузиях» и т. д. русские коммерческие банки, капиталы которых многократно увеличились в результате обслуживания «работы на оборону», выступали как инициаторы, как главные действующие лица, как действительные хозяева экономики страны. Таким образом, не «филиалы» иностранных банков и не их «придатки», а в достаточной степени самостоятельные банковские монополии России, составная часть российской финансово-капиталистической системы - такими представляются русские коммерческие банки в свете новейших исследований советских историков и экономистов.

К аналогичным, примерно, заключениям приводят логика и выводы новейших исследований относительно роли иностранных капиталов в промышленных акционерных компаниях и монополистических объединениях. Значительный удельный вес иностранных капиталовложений в ряде отраслей крупнокапиталистической промышленности еще не дает оснований сближать экономику дореволюционной России с экономикой стран колониального или полуколониального типа. Крупные индустриальные предприятия колониальных и полуколониальных стран принадлежат, как правило, иностранцам и связанным с ними представителям компрадорской буржуазии. В этом их внешнее сходство с рядом промышленных предприятий, действовавших в дореволюционной России. Но между ними есть и существенное различие. Оно заключается прежде всего в том, что крупные капиталистические предприятия, основанные иностранным капиталом в колониях и полуколониях, вырастают там не на базе внутренних материальных потребностей развития экономики этих стран, а в результате потребностей экономики метрополии. Они не обслуживают нужды населения или народного 'хозяйства той страны, на территории которой они расположены, а выкачивают ценное сырье (нефть, цветные металлы, хлопок, сахар и т. д.) для промышленности метрополии, где оно перерабатывается или потребляется. Они, следовательно, не являются органической частью экономики колониальных или полуколониальных стран, а представляют собою ответвления, филиалы монополистических объединений метрополии. Они либо однобоко ускоряют, либо тормозят экономическое развитие колониальных и полуколониальных стран, используют их как сырьевой придаток империалистической экономики страны-метрополии.

В России дело обстояло иначе. «Насаждение капитализма сверху», выразившееся в развитии железнодорожной сети и тяжелой промышленности, которые создавались при активной государственной помощи и участии иностранного капитала, происходило

-67-

в России в условиях «усиленного роста капитализма снизу». Первый процесс, в котором главным образом и принял участие иностранный капитал, был в какой-то мере следствием и дополнением второго, основного и определяющего процесса. Создание крупных промышленных предприятий явилось реализацией назревшей материальной потребности российской экономики, и прилив капиталов из-за границы ускорил течение намечавшегося и развертывавшегося процесса. Таким образом, если в странах колониального или полуколониального типа иностранный финансовый капитал направляет развитие экономики сообразно собственным интересам, то в России извлекать доходы на вложенные капиталы можно было, приспосабливаясь к общей линии экономического развития, влияя на это развитие. Возникшие при прямом участии иностранного капитала крупные капиталистические предприятия не противостояли экономике страны, как это имело место в колониях или полуколониях, а были ее неразрывной частью.

Вся продукция тяжелой промышленности Юга, весь уголь Донбасса, нефть Баку, медь Урала и Казахстана и т. д. вырабатывались и добывались для внутреннего потребления, для нужд российской экономики. Даже Г. Д. Бакулев, пытавшийся объяснить направление иностранных капиталов в ту или иную отрасль промышленности России потребностями развития народного хозяйства стран-импортеров, не отрицает этого совершенно бесспорного факта.

Уже в силу этого обстоятельства нельзя рассматривать российские промышленные общества с большим удельным весом иностранных капиталовложений своеобразной «агентурой» западного империализма в экономике России, своего рода «государством в государстве». Нельзя с этой меркой подходить и к оценке монополистических объединений в металлургической, металлообрабатывающей и топливной промышленности России, в предприятиях которых был весьма значительным удельный вес иностранного капитала. Теперь имеется ряд серьезных исследований монографического характера, посвященных истории важнейших монополий. Приведенный выше вывод о том, что главные закономерности, формы и этапы развития монополий в России в основных чертах были те же, что и в других империалистических государствах, был сделан и с учетом изучения истории монополистических объединений со значительным удельным весом иностранного капитала. Иными словами, эти последние в своем абсолютном большинстве действовали в России не как обособленные фракции или филиалы иностранных монополий, а как составная часть системы российского монополистического капитализма. Политика топливных и металлургических монополий по сдерживанию и даже сокращению производства проводилась не только «по указке» из-за границы, а определялась прежде всего собственными интересами монополий - погоней за прибылями, конкурентной борьбой и т. д. В этом отношении «Продамета», «Продуголь» и другие

-68-

монополистические объединения, в предприятиях которых удельный вес иностранного, главным образом франко-бельгийского, капитала был достаточно велик, не хуже и не лучше своих чисто русских партнеров конкурировали друг с другом.

Обо всем этом приходится писать не только потому, что среди советских историков и экономистов есть еще сторонники формально-статистического метода изучения проблемы иностранных капиталов в России. Даже в работах исследователей, иначе подходящих к вопросу, т. е. занимающихся изучением проблемы иностранных капиталов в связи с разработкой истории коммерческих банков, промышленности, монополий, экономической политики правительства, встречаются еще отголоски старых представлений, восходящие к концепции полуколониальной зависимости России и нарушающие логику их исследований. Покажем это на нескольких примерах. Так, в монографии М. П. Вяткина собран и обработан большой фактический материал о состоянии экономики и проникновении монополистического капитала в Среднюю Азию. Автор правильно поступает, разграничив в своей работе военно-феодальный и капиталистический империализм. Однако ознакомление с содержанием работы М. П. Вяткина показывает, что, сделав значительный шаг вперед в понимании вопроса о соотношении военно-феодального и капиталистического империализма в России, автор буквально воспроизвел, да еще в утрированном виде, главный вывод сторонников концепции «денационализации» российского капитализма об отсутствии в России самостоятельной системы монополистического капитализма.

Конечный вывод М. П. Вяткина сформулирован им в следующих словах: «Туркестан, оставаясь в политическом отношении колонией российского царизма, в экономическом - постепенно превращался в колонию международного финансового капитала». Как доказывается этот вывод? Простым отождествлением проникновения в Туркестан русских коммерческих банков с иностранным финансовым капиталом. Но для этого нужно представить русские банки простыми филиалами иностранных. М. П. Вяткин так именно и поступает, полностью воспроизводя на страницах своей книги терминологию и методы сторонников «денационализации» русского капитализма. Так, он делит коммерческие банки России, вторгавшиеся в экономику Туркестана, на банки «французской» и «германской» ориентации. «Таким образом,- пишет автор о «нарастании» этого процесса,- хлопкоочистительная и тесно связанная с ней маслобойная промышленность края оказались под контролем крупнейших банков страны, а через них - .французского (главным образом Русско-Азиатский банк) и в меньшей мере германского (Сибирский банк) финансового капитала». Так же «доказывается» захват международным финансовым капиталом нефтяных богатств Туркестана, его проникновение в угольную промышленность Средней Азии и железнодорожное строительство. Перед нами полное возрождение главного тезиса сторонников «денационализации» российского

-69-

капитализма: международный банковский капитал подчинил себе русскую промышленность через русские акционерные коммерческие банки, с той лишь разницей, что у М. П. Вяткина речь идет не о русской промышленности, а об экономике Туркестана.

Книга М. П. Вяткина - действительно уникальный случай. Но отдельные рецидивы давно, казалось бы, преодоленных представлений о русских коммерческих банках как простых филиалов иностранных банков встречаются и в других работах. Т. С. Хачатуров пишет: «За спиной ряда банков, принимавших участие в железнодорожных обществах... стояли иностранные банки. Так, крупнейший Русско-Азиатский банк - владелец акций и облигаций ряда железных дорог, а также Азовско-Донской, Сибирский, Частный коммерческий. Международный банки - с немецкими, Торгово-промышленный банк-с английскими и т. д. Таким образом, резюмирует Т. С. Хачатуров, частные железные дороги были фактически монополизированы финансовым капиталом, в значительной степени иностранным». Ц. Л. Фридман называет Русско-Азиатский банк «фактически французским» (обращаем внимание на разногласия среди исследователей при определении «национальной принадлежности» того или иного русского коммерческого банка), поскольку «в нем из 72% иностранного капитала на долю французского приходилось 60%». В другом месте, обосновывая предположение об участии иностранного капитала в финансировании общества Семиреченской железной дороги, автор указывает на то, что в числе директоров этого общества находился А. И. Путилов, который вообще активно участвовал в железнодорожном строительстве «вместе с англо-французскими капиталистами».

Мы говорим сейчас не о конкретном факте (иностранный капитал действительно принимал участие в финансировании общества Семиреченской железной дороги), мы говорим о неправильном приеме доказательства предположения об участии иностранного капитала в том или ином предприятии. В свете изложенного выше, участие русского банка в финансировании промышленного предприятия говорит скорее не за, а против отнесения последнего к разряду иностранных. По крайней мере его непосредственная финансовая зависимость от заграничных кредитных учреждений в результате сращивания с русскими банками должна ослабевать. П наоборот, должна возрастать и усиливаться его производственная связь с однородными или смежными предприятиями, ибо включение предприятия в сферу влияния крупного банка было обычно лишь первым шагом, за которым следовали и организационные меры - «фузии» разных степеней и видов, ведущие к комбинированию и кооперированию производства.

В этой связи следует остановиться и на еще одном представлении, достаточно широко распространенном в литературе. В ряде случаев та или иная отрасль народного хозяйства России, если в ней достаточно велик удельный вес иностранных капиталовложений,

-70-

характеризуется как «простой придаток» экономики более развитых стран. «Грозненская нефтяная промышленность,- пишет, например, Л. Н. Колосов,- все в большей степени становилась простым придатком более развитой промышленности великих держав».

Подобные формулировки можно встретить и в других исследованиях, посвященных изучению роли иностранных капиталов в той или иной отрасли промышленности дореволюционной России. И если мы остановились на монографии Л. Н. Колосова, то сделали это потому, что сам автор вовсе не склонен преувеличивать роль и значение иностранных капиталов для развития нефтяной промышленности России. Он показал это своим отношением к крайним выводам сторонников «денационализации» российского капитализма, отрицавших наличие в России системы русского финансового капитала, он показал это фактическим материалом и всей логикой своего исследования, с одной стороны, подчеркнув решающую роль отечественных капиталов и предпринимателей на начальном этапе развития крупной промышленности Грозного, а с другой-поместив в своей монографии подробный разбор статистических данных П. Оля, В. Зива и Л. Эвентова, преувеличивавших, как это следует из подсчетов самого Л. Н. Колосова, размеры иностранных капиталовложений в нефтяную промышленность Грозного. Получается очевидное противоречие, характерное не только для очень интересной в целом работы Л. Н. Колосова

Следует отметить, что в настоящее время Л. Н. Колосов пересмотрел выводы своей монографии. «Рассмотренный частный случай с максимовской фирмой,- пишет он в заключении одной из своих недавних работ,- предупреждает против упрощенного понимания зависимости России от иностранного империализма и диктует необходимость учета всей сложности и противоречивости этого процесса». В этой же работе Л. Н. Колосов уточняет свои подсчеты участия английских капиталов в нефтяных предприятиях Максимова и убедительно доказывает, что с учреждением в Лондоне Англо-Русско-Максимовского общества (АРМО) свыше 87% акций оставалось собственностью семейства Максимовых. «Такое распределение акций,- пишет Л. Н. Колосов,- свидетельствует о русском характере этой английской по названию и по месту ее организации фирмы». Наблюдения и выводы исследователя представляются нам принципиально важными. До сих пор в нашей литературе наличие правления того или иного общества за границей рассматривается как неопровержимое доказательство иностранного характера фирмы. Надо полагать, что установленный Л. Н. Колосовым случай окажется не единичным. означает ли все изложенное выше отрицание вообще какой-либо зависимости России от иностранного капитала? Нет, не означает. Проанализированными выше исследованиями опровергнуто положение о полуколониальной зависимости экономики России с фактической стороны. Теперь, следовательно, предстоит

-71-

точнее в соответствии с фактами определить специфику зависимости России от иностранного капитала. Но для этого нужно отказаться от догматических положений, составлявших концепцию полуколониальной зависимости России или ей сопутствующих. Первое из них сводится к представлению, согласно которому приток иностранного капитала всегда влечет за собой утрату экономической и политической самостоятельности страны; применение формально-статистического метода изучения проблемы целиком опиралось на это представление. Однако в эпоху империализма финансово-экономические и политические связи, возникающие на базе вывоза капиталов, становятся всеобъемлющими в том смысле, что ими охватываются как старые, так и молодые страны, как зависимые, так и полностью самостоятельные. Критикуя представленный Сокольниковым в октябре 1917 г. проект программы партии, в котором говорилось о «новых странах, являющихся... полем приложения экспортируемого капитала, ищущего сверхприбылей», В. И. Ленин писал: «Трудно принять здесь правильным указание на сверхприбыли и на новые страны, ибо вывоз капитала развился также из Германии в Италию, из Франции в Швейцарию и т. под. Капитал стал вывозиться при империализме и в старые страны, и не только ради сверхприбылей. То, что верно по отношению к новым странам, неверно по отношению к вывозу капитала вообще".

Второе положение сводится к отрицанию каких-либо различий в характере воздействия на экономику России финансового капитала таких, например, стран, как Франция, Англия и Германия, хотя особенности развития этих стран и соответственно характер экспорта капиталов были далеко не одинаковыми. В общей форме, в качестве методологической посылки исследования проблемы, необходимость учета национально особенных отличий стран, ввозящих капиталы в Россию, признается уже рядом исследователей. В литературе последних лет мы находим и попытки конкретного применения этого требования в исследовательской работе. Так, в содержательном очерке Ю. Н. Нетесина «Об иностранном капитале в обрабатывающей промышленности Латышского края» прямо ставится вопрос: каковы были качественные особенности иностранных капиталов, инвестированных в промышленность Латышского края? Изучая материал, автор не только установил наличие дочерних предприятий немецких монополистических групп на территории Латышского края (прямая экспансия), но и «другую, не менее характерную, форму экспорта капитала - стихийный перелив сравнительно мелких партий „избыточного капитала", теснимого в империалистических странах гигантскими монополиями». Такая форма экспорта капитала была наиболее типичной опять-таки для Германии: «...почти все рижские отделения индивидуальных и семейных германских предприятий, - указывает исследователь, - относились к металлообработке и химии, т. е. к отраслям промышленности, в наибольшей степени монополизированным в Германии». Это наблюдение Ю. Н. Нетесина

-72-

касается, по-видимому, не только Прибалтики, но и других районов дореволюционной России.

Наконец, третье представление, сопутствовавшее концепции полуколониальной зависимости России, заключается в том, что при оценке роли иностранных капиталов, их влияния на социально-экономическое и политическое развитие страны недостаточно учитывались различия в формах притока иностранных капиталов. С развитием деятельности русских банков, по мере роста внутренних накоплений и формирования финансового капитала, зависимость ряда отраслей народного хозяйства страны от иностранного капитала ослабевала. Однако параллельно с этим развивался и другой процесс - постоянное усиление финансовой зависимости царского, а потом и Временного правительств от крупнейших империалистических держав мира в результате, внешних займов, т. е. притока иностранных капиталов в ссудной форме. Воздействие внешних займов на весь ход социально-экономического и политического развития страны было более глубоким и более пагубным. Дело заключается не только в том, что сумма дивидендов, вывозимых из России, была значительно меньше суммы, уходившей в сейфы заграничных банков как проценты по полученным займам. Отличия между обоими видами платежей за границу заключаются и в том, что первые являлись «данью» за производительно использованные иностранные капиталы, а вторые - за иностранные средства, направлявшиеся лишь частично на развитие национальной экономики; дивиденды всегда представляли часть капиталистической прибыли, т. е. вычет из реального дохода, а проценты по займам выплачивались за счет бюджетных поступлений, размер которых не отражал и не соответствовал росту национального дохода. Платежи по займам обеспечивались всей финансовой, налоговой и внешнеторговой политикой правительства. Они производились за счет урезывания бюджетных расходов по эксплуатации железных дорог, расходов на нужды культуры и просвещения, «винной монополии», форсирования разорительного для широких крестьянских масс экспорта хлеба. Повышение налогов вслед за заключением очередного займа за границей - вполне установленная закономерность.

Нужно, наконец, учитывать влияние внешних займов на социально-политическое развитие России. Мы не говорим уже о «целевых» займах-самый крупный 844-миллионный заем 1906 г. был полностью использован на покрытие «расходов» по подавлению первой революции в России. Но достаточно сопоставить характер использования внешних и внутренних государственных займов (это проделано Ю. Н. Шебалдиным) или поинтересоваться соотношением иностранного и отечественного капиталов в производительных и непроизводительных вложениях в русские ценные бумаги (подсчеты такого рода сделаны И. Ф. Гиндиным), чтобы убедиться в том, что направление заграничных средств на производительные расходы (например, на железнодорожное строительство) позволяло использовать внутренние займы на укрепление

-73-

помещичьего государства, на его военно-полицейские нужды. Таким образом, даже «производительно» использованные внешние государственные займы вели к закреплению экономической и политической отсталости страны.

В особенности это сказалось в годы первой мировой войны. Экономически отсталая царская Россия не могла воевать без материальной и финансовой помощи своих империалистических союзников. В свою очередь, условия предоставления этой помощи поставили царское правительство в положение неравноправного партнера. «Россия, - пишет А. Л. Сидоров, - должна была вывозить золото. Она была стеснена в праве расходования кредитов. Действительным хозяином этих кредитов было не русское правительство, а правительство Великобритании, которое размещало военные заказы России в США по повышенным ценам и на выгодных для себя условиях».

Таким образом, следует различать зависимость экономики страны от иностранных капиталов и финансовую зависимость самого царизма. Первая развивалась противоречиво и зигзагообразно. Даже в годы мировой войны, не говоря уже о периоде промышленного подъема 1909-1913 гг., в результате роста внутренних накоплений в стране наблюдались тенденции к ослаблению непосредственной зависимости от иностранного финансового капитала. Напротив, финансовая зависимость царизма, сложившись еще в домонополистический период, возросла затем во время революции 1905-1907 гг. и многократно усилилась в годы первой мировой войны.

В конечном счете, подходя к общей оценке влияния иностранных капиталов на экономическое и социально-политическое развитие дореволюционной России, мы бы предложили следующую примерную формулировку. Способствуя капиталистической, индустриализации страны, иностранные капиталы в то же время всемерно поддерживали самодержавие, главную преграду на пути экономического и социального прогресса. Что же касается квалификации характера зависимости царской России в довоенный период и во время первой мировой войны, то хотелось бы подчеркнуть, что эту проблему надо решать не только на основании изучения экономических процессов: она должна быть рассмотрена более широко и всесторонне, вплоть до привлечения материалов по истории внешней политики. Требуется также и возможно более широкое применение сравнительно-исторического метода при решении этого вопроса, ибо лишь при сопоставлении социально-экономического и политического развития России с развитием самых различных стран можно до конца разобраться в специфике зависимости России от более сильных империалистических держав.

4.ПРОБЛЕМА РОССИЙСКОГО ВОЕННО-ФЕОДАЛЬНОГО ИМПЕРИАЛИЗМА

Основные направления в трактовке вопроса. Дискуссия на сессии Научного совета «Исторические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции». Некоторые итоги.

Научная сессия в Ленинграде явилась важным этапом и в подведении итогов разработки проблемы военно-феодального империализма в России. До середины 30-х годов эта проблема в советской историко-экономической литературе специально не разрабатывалась.

В 1934 г. в журнале «Историк-марксист» появилась работа Н. Н. Ванага, в которой ленинский термин «военно-феодальный империализм» трактовался как определение особенности капиталистического империализма в России, как «звено в цепи новейшего капиталистического империализма». Существовала выраженная, в частности, в работах М. Н. Покровского, П. Г. Галузо и другая точка зрения, сторонники которой вкладывали в ленинскую формулу иное, специфическое социальное содержание. Однако какой-либо дискуссии по этому вопросу не развернулось ни в 30-х, ни в 40-х годах. Обе точки зрения «сосуществовали» и иногда располагались буквально рядом как равноправные в соседних статьях одного сборника.

В 1948 г. вышел в свет второй том «Истории народного хозяйства СССР» П. И. Лященко. С этого времени термин «военно-феодальный империализм» получил широкое распространение в качестве определения особенностей российского капиталистического империализма. О своеобразии российского империализма как «империализма военно-феодального типа» писал П. В. Волобуев. Также трактует этот вопрос П. А. Хромов в своей книге по экономике России в период монополистического капитализма.

Однако к исходу 50-х годов вполне определилась и другая группа авторов, доказывавших, что следует различать военно-феодальный и капиталистический империализм, что положение В~И. Ленина о военно-феодальном империализме характеризует не своеобразие монополистического капитализма в России, а наличие военно-феодального империализма наряду с новейшим капиталистическим империализмом, в переплетении первого со вторым. Профессор И. М. Бровер пришел к такому выводу в результате анализа колониальной политики, академик Ф. А. Ротштейн - внешней политики России, а М. Я. Гефтер - исходя из положений методологического характера. Он подчеркнул, что при применении понятия «военно-феодальный империализм» для характеристики типа монополистического капитализма в России «не получает должного освещения вопрос об объективной необходимости слома царизма в буржуазно-демократической революции и перегруппировки классовых сил для перехода к социалистической революции. Интересный анализ ленинских

-75-

высказываний о военно-феодальном империализме дан в специальной статье В. И. Манцева. Наконец, в 1961 г. А. Л. Сидоров, в прошлом не раз высказывавшийся против использования понятия «военно-феодальный империализм» для характеристики монополистического капитализма , выступил с большой статьей по этому вопросу, содержащей подробную историографическую справку, анализ основных высказываний В. И. Ленина и их применение к различным сторонам истории России периода империализма. По своей экономической природе российский империализм принципиально не отличался от новейшего капиталистического империализма, свойственного другим странам. Поэтому неправомерно использовать ленинское понятие «военно-феодальный империализм» для определения особенностей монополистического капитализма в России. Под военно-феодальным империализмом А. Л. Сидоров понимал царское самодержавие эпохи империализма, хотя оговаривался, что некоторые историки правомерно распространяют формулу Ленина «и на царизм доимпериалистического периода, связывая с ней агрессивность царской внешней и колониальной политики».

Указанная оговорка появилась в результате обсуждения первоначального варианта текста доклада А. Л. Сидорова на совместном заседании секторов истории СССР периода капитализма и сектора по подготовке многотомной «Истории СССР с древнейших времен до наших дней» (февраль 1961 г.).

Начавшаяся дискуссия была продолжена в сентябре того же года на Ленинградской сессии Научного совета.

Вывод о неправомерности применения понятия «военно-феодальный империализм» для характеристики особенностей монополистического капитализма в России был главным ее итогом. Удалось также договориться по некоторым методологическим вопросам обсуждавшейся проблемы, ибо была. установлена необходимость Разграничения двух понятий: особенности экономики России периода империализма, с одной стороны, и особенности российского империализма - с другой. Первое понятие можно раскрыть, опираясь на положения В. И. Ленина о многоукладности российской экономики, о сочетании капитализма как ведущего, определяющего уклада с пережитками феодализма и даже патриархальщины, а в пределах капиталистического уклада - о сочетании мелких кустарных промыслов с крупной промышленностью, высококонцентрированной и объединенной монополистическими организациями. Что же касается особенностей российского империализма, то оно не покрывает даже всего капиталистического уклада. «Империализм и финансовый капитализм есть надстройка над старым капитализмом», - указывал В. И. Ленин и критиковал Н. И. Бухарина за то, что тот выступал против включения в программу РКП (б) характеристики капиталистического уклада, т. е. «старого» доимпериалистического капитализма. «Коренные вопросы (имеются в виду прежде всего мировая война и пролетарская революция. - К- Т.) можно

-76-

рассматривать только с точки зрения империализма», - писал В. И. Ленин, но сразу же предупреждал, что «составленную из разнородных частей действительность отбросить нельзя», что только с учетом ее сложности, ее многоукладности можно решить такие, например, вопросы, как отношение к среднему крестьянству. «.Если мы будем решать вопрос о нашем отношении к этому чуть ли не средневековому явлению (к среднему крестьянству), стоя исключительно на точке зрения империализма и диктатуры пролетариата, у нас совершенно не сойдутся концы с концами, и мы много набьем себе шишек».

Поэтому все ленинские характеристики особенностей экономики России периода империализма подчеркивают прежде всего ее исключительно противоречивый характер. «Коренное противоречие, которое ведет к таким ужасным бедствиям... - писал В. И. Ленин, - есть противоречие между капитализмом, высоко развитым в нашей промышленности, значительно развитым в нашем земледелии, и землевладением, которое продолжает оставаться средневековым, крепостническим. Нельзя выйти из этого положения без крутой ломки старого землевладения». Или еще: «Без ломки старых земельных порядков не может быть выхода из того противоречия, которое глубже всего объясняет русскую революцию: самое отсталое землевладение, самая дикая деревня - самый передовой промышленный и финансовый капитализм!». Таким образом, противоречие между высокой ступенью развития капитализма в промышленности и банковом деле, или иначе - между капиталистическим империализмом и отсталым землевладением - такова главная особенность экономики России периода империализма. В России, писал Ленин в книге «Империализм, как высшая стадия капитализма», «новейше-капиталистический империализм оплетен, так сказать, особенно густой сетью отношений докапиталистических».

В смешении особенностей экономики России периода империализма и особенностей российского империализма мы и видим главную ошибку сторонников расширительного истолкования понятия «военно-феодальный империализм». Феодально-крепостнические пережитки в экономике страны определяются ими как особенность империализма в России, и отсюда делается выводе правомерности применения ленинского понятия о царизме как военно-феодальном империализме для характеристики российского империализма как империализма военно-феодального типа. В результате исчезает противоречивый характер экономики России. У Ленина целая гамма оттенков степени развития различных экономических укладов. Здесь же окрашенная в различные тона реальная картина заменяется чем-то средним, недостаточно оформившимся. И. В. Фолюшевскому принадлежит. пожалуй, наиболее законченная, но совершенно искусственная характеристика такого именно недостаточно оформившегося, полуфеодально-полукапиталистического империализма в России. "В. И. Ленин, - пишет он, - дал не только полное, охватывающее

-77-

все стороны определение империализма, но и показал его особенности в отдельных странах. Он охарактеризовал английский империализм как колониальный, французский - как ростовщический, германский - как юнкерско-буржуазный, российский - как военно-феодальный». В России «капитализм полуфеодальный перерос в военно-феодальный империализм. Это и составило характерную особенность российского империализма». Нетрудно видеть, что такая трактовка особенностей экономического развития страны преуменьшает степень развития капиталистического империализма, не позволяет понять необходимость и подготовленность коренных буржуазно-демократических и в известной мере (в области индустрии) социалистических преобразований.

Вот почему все более отчетливое разграничение двух понятий - особенности экономики России периода империализма, с одной стороны, и особенности российского империализма - с другой, явилось несомненным достижением историко-экономической литературы последних лет. «Крепостнические пережитки не были особенностью российского империализма»; «...в экономических признаках империализма в России не было ничего феодального» - пишет, например, Е. Д. Черменский.

Вместе с тем анализ материалов дискуссии по проблеме военно-феодального империализма и появившейся после ленинградской сессии литературы показывает, что обсуждение вопроса еще не завершено. Выявились три основные точки зрения. Одна группа исследователей склонна применять ленинскую формулу для характеристики царизма эпохи империализма. В ходе дискуссии именно в этом плане выступали У. А. Шустер и М. П. Вяткин. В своей новой монографии М. П. Вяткин, согласившись с А. Л. Сидоровым в том, что нельзя распространять понятие «военно-феодальный империализм» на характеристику монополистического капитализма в России, высказывается, однако, против определения военно-феодального империализма как только политической надстройки. Под этой формулой он предлагает понимать «царизм во всей совокупности его признаков - и в экономической, и политической, и идеологической областях», причем под первым понимается государственный капитализм.

М. Я. Гефтер, относя понятие «военно-феодальный империализм» в первую очередь к царской политике внешних захватов и национального угнетения, находил, что эта формула точно характеризует как социальную природу самодержавия, так и исторические корни царизма.

Отчетливо выявилась и еще одна группа исследователей, представленная П. В. Волобуевым, И. М. Бровером, П. Г. Галузо. Еще на первой стадии дискуссии П. В. Волобуев согласился с А. Л. Сидоровым в том, что нельзя характеризовать российский капиталистический империализм как военно-феодальный, отказавшись тем самым от своей прежней трактовки данного вопроса. Вместе с тем П. В. Волобуев обратил внимание А. Л. Сидорова на то, что

-78-

термин «военно-феодальный империализм» применялся докладчиком то для характеристики агрессивной захватнической политики, то в целом царизма как политической надстройки. Склоняясь сам к первой трактовке, П. В. Волобуев находил, что главную особенность политической надстройки в России надо видеть в превращении самодержавия в буржуазную монархию, что поэтому в политике царизма сочетались как военно-феодальные, так и буржуазные черты. Эти положения П. В. Волобуев подробно развил в статье «К вопросу о сущности военно-феодального империализма в России». Подчеркнув, что понятия военно-феодальный империализм и царизм находятся у В. П. Ленина «в неразрывной связи», что «именно царизм является носителем и проводником политики военно-феодального империализма», П. В. Волобуев указывает, что «вопреки мнению А. Л. Сидорова... В. П. Ленин вовсе не вкладывал в формулу «военно-феодальный империализм» все стороны реакционной политики царского самодержавия. Напротив, он ограничивал сферу действия военно-феодального империализма (соответственно и содержание формулы) национально-колониальным вопросом, разумея под ним «империалистскую политику полуфеодального типа». Главный довод П. В. Волобуева в защиту такого понимания вопроса заключается в том, что «отождествление военно-феодального империализма и царизма на деле ведет к затемнению, а то и снятию вопроса об эволюции царизма как политической надстройки в эпоху империализма, и, следовательно, затрудняет выяснение ее действительных особенностей», что по мере шагов по пути превращения в буржуазную монархию царизм «сочетал в своей как общей, так и империалистической политике военно-феодальные интересы и методы с буржуазными».

Близка к точке зрения П. В. Волобуева трактовка данного вопроса, данная И. М. Бровером. Он пишет, что само понятие «империализм» В. И. Ленин употреблял в двойном смысле: в смысле захватнической, экспансионистской политики, направленной на закабаление и эксплуатацию чужих народов, и в смысле особой, высшей стадии капитализма. В первом смысле Ленин применял понятие «империализм» не только к периоду домонополистического капитализма, но и к докапиталистическим формациям, постоянно подчеркивая, однако, необходимость учитывать принципиальное различие общественно-исторических эпох, в рамках которых осуществлялась такая политика. Исходя из этого, И. М. Бровер писал, что «военно-феодальный империализм и империализм, как высшая стадия капитализма - это понятия вообще несопоставимые. Военно-феодальный империализм может быть сравним лишь с капиталистическим империализмом, понимаемым не в смысле высшей стадии капитализма, а в более узком смысле - империалистической политики, проводимой капитализмом вообще и в частности монополистическим капитализмом. При таком сравнении военно-феодальный империализм выступает как особая историческая форма империалистической политики, присущая эпохе

-79-

феодализма». Именно в этом плане, подчеркивал И. М. Бровер, В. И. Ленин «указывал на сочетание в России капиталистического империализма с военно-феодальным, отмечая лишь преобладание последнего». Что же касается экономической основы военно-феодального империализма, то ею являлось не переплетение монополистического капитализма с остатками крепостничества, а только сами эти остатки, политическим субстратом которых был царизм. «Именно поэтому,- заключал И. М. Бровер,- Ленин ставил знак равенства между военно-феодальным империализмом и царизмом».

Итак, военно-феодальный империализм - специфическая форма империалистической политики, присущая эпохе феодализма. Помимо П. В. Волобуева и И.М.Бровера, за такое понимание высказались С. М. Дубровский, И. Ф. Гиндин, А. Я. Аврех, И. В. Бестужев, К. Ф. Шацилло.

Наконец, П. Г. Галузо в своей последней монографии не согласен с определением военно-феодального империализма как политической надстройки, а тем более как только политики царизма. Он предлагает определить военно-феодальный империализм как особый тип агрессии, возникающий в определенных условиях феодализма и крепостничества. При этом агрессия понимается им не как однократный акт захвата, а как система политического и экономического угнетения, наиболее четко выявляющаяся в эксплуатации колоний.

Таким образом, дискуссия по проблеме военно-феодального империализма в России еще не завершена. Точнее - закончился ее первый этап, связанный с необходимостью преодоления неправильного понимания формулы В . И. Ленина как определения особенностей монополистического капитализма в России. Эта цель как будто бы достигнута. В ходе обсуждения лишь один исследователь - ленинградский историк И. К. Александров - настаивал на правомерности применения формулы «военно-феодальный империализм» для определения особенностей монополистического капитализма в России. Не вполне ясна позиция П. А. Хромова.

Вместе с тем разграничение понятий военно-феодального империализма и монополистического капитализма в России сразу же повело за собою постановку ряда новых вопросов, недостаточно разработанных в историко-экономической литературе. Их можно свести к двум главным, тесно связанным друг с другом вопросам. Один из них - об особенностях монополистического капитализма в России, другой - об экономической базе российского военно-феодального империализма. Это разные вопросы, но пути их решения сходятся и пересекаются, поскольку с разных сторон подводят к необходимости всестороннего изучения всей многоукладной российской экономики. Империализм является не только надстройкой над «старым» капитализмом, но и результатом его развития. Вопрос об особенностях монополистического капитализма в России является поэтому прежде всего частью более широкой

-80-

проблемы, проблемы особенностей развития российского капитализма.

Отсюда - необходимость изучения «подпочвы» монополистического капитализма, т. е. всех ступеней и стадий капиталистического уклада, а также условий развития капитализма в России. Среди них - наличие громадных остатков феодально-крепостнического уклада, а также государственное «казенное» хозяйство, которое ни в одной империалистической стране Западной Европы не имело такого значения, как в России. И именно здесь решение проблемы особенностей монополистического капитализма в России пересекается с решением вопроса об экономической базе российского военно-феодального империализма. Не являясь сами по себе особенностью российского монополистического капитализма, но существенным образом влияя на него, остатки феодально-крепостнического уклада, феодальных производственных отношений прежде всего составляли экономическую основу и базу российского военно-феодального империализма. Постановка указанных вопросов рядом исследователей отразила закономерный поворот от чисто «империалистической» проблематики и вопросов взаимоотношений капиталистических монополий с политической надстройкой, к более широкой, комплексной проблеме, проблеме типа капиталистической эволюции России. Наметившиеся решения этой проблемы целесообразно рассмотреть после характеристики изучения советскими историками и экономистами проблем аграрной , истории России периода империализма.

-81-

Глава 1 Глава 3
Hosted by uCoz