Глава V. Советская историческая наука, ее основные характеристики.
Особенности существования в 1920-х - начале 1930-х годов.
§4. Исторические взгляды М.Н. Покровского
В отношении жизни и творчества Михаила Николаевича Покровского мы постоянно наблюдаем периодическое усиление и ослабление интереса со стороны отечественной историографии. Сообщество отечественных историков и политиков то активно восхваляло М.Н. Покровского, приписывая ему все мыслимые и немыслимые заслуги, то с не меньшей энергией и упорством критиковало ученого, тяжко обвиняя его лично и выпестованную им когорту учеников во всех мыслимых и немыслимых отступлениях и извращениях марксизма, эклектизме, тенденциозности и т.д. Следует отметить, что возвращение интереса к Покровскому практически на протяжении всей второй половины ХХ в. было связано именно с переменами в идеологии. “Злым роком” Покровского было то, что его научные построения всегда носили для отечественных историков ярко выраженную инструменталистскую функцию то борьбы со старой буржуазной наукой, то возвращения к ленинским принципам социалистического строительства, то в деле партийно-государственной перестройки второй половины 1980-х гг. В результате мы фиксируем четыре основных этапа в осмыслении творческого практического и теоретического наследия ученого. Первый этап- с середины 1920-х до середины 1930-х -этап, приходившийся на последние годы жизни историка и первые - после его смерти. Этап “апологетически-восхвалительный”, когда его считали, по выражению А.В. Луначарского “обворожительным героем революции”. В послереволюционный период жизни М.Н. Покровского и в первые годы после смерти до середины 1930-х гг. за ним признавались достижения в первом преломлении русского исторического процесса на основе марксистской методологии, в сфере организации науки нового типа, активном воспитании первого поколения ученых-марксистов. Таковым М.Н. Покровский был охарактеризован в статьях А.В. Луначарского, Н.И. Бухарина, Н.К. Крупской, В.Д. Бонч-Бруевича.
Однако, уже с середины 1920-х гг. наступает период критики научных построений М.Н. Покровского в связи с их несоответствием марксисткой, ленинской интерпретации исторического процесса. Впрочем, до 1934 г. эта критика носила в основном эпизодический характер, не затрагивая ни господствующего положения в науке и политике самого М.Н. Покровского, ни основных представителей его школы. Пионерами этой критики стали молодые ученые марксисты А.Н. Слепков, С.Г. Томсинский, А.И. Ломакин, В.Ф. Малаховский, П.С. Дроздов и др. Однако после первой волны критика Покровского утихла, он был оставлен на ведущих постах в науке, а основные удары критики Сталина (письмо в журнал “Пролетарская революция”) пришлись во время его жизни по соперничавшей с Покровским когорте Ем. Ярославского.
Открытая стадия критики, поддерживаемая и инспируемая партийными органами начинается в 1934 году с Постановления Совнаркома и ЦК ВКП (б) о преподавании гражданской истории в школе. Школа Покровского, не вписавшись в очередной идеологический поворот критиковалась теперь и партийными и научными кругами без права ответа на критику. Апогеем критики стал выход двух сборников: “Против исторической концепции М.Н. Покровского” (1937) и “Против антимарксистской концепции М.Н. Покровского (1940). Главной особенностью сборников стало прямое связывание между собой политических и научных взлядов историка, и прводилась мысль о том, что научные ошибки несли в себе потенциал для политических ошибок, в результате которых они стали “базой для вредительства со стороны врагов народа, разоблаченных органами НКВД, троцкистско-бухаринских наймитов фашизма, вредителей, шпионов и террористов, ловко маскировавшихся при помощи вредных антиленинских концепций М.Н. Покровского”. В сборниках выступили как коллеги и ученики Покровского, А.М. Панкратова, М.В. Нечкина, А. Л. Сидоров, С.В. Бахрушин, В.И. Пичета, К.В. Базилевич, Б.Д.Греков, Ем. Ярославский и др. После издания сборника и репрессий основных представителей школы Покровского, кампания закончилась после того, как в конце 1930-х гг. единственным корифеем и основоположником советской исторической науки был признан Сталин. После этого практически до начала 1960-х гг. наступил период забвения имени и основных трудов, научных постулатов Покровского.
Только после ХХ и ХХII съездов обозначился период реабилитации имени и идей Покровского в статьях С.М. Дубровского, Е.А. Луцкого, Л.В. Черепнина. В 1966 г. было реабилитировано научное наследие историка- выпущен четырехтомник его трудов. В 1970-х гг. были написаны две монографии о М.Н. Покровском. Отличительной особенностью работ стало разведение политических и научных взглядов историка, признание ряда заблуждений методологического плана. При этом разбор был лишен агрессивности по отношению к историку и единичные отмечаемые недостатки в его политической и научной деятельности скорее оттеняли безусловно положительную роль М.Н. Покровского в становлении советской исторической науки. При этому авторы понимали архаизм и неприемлемость для современного состояния советской науки многих построений историка. Скорее это был интерес в качестве материала для истории науки, чем непосредственного использования методологического багажа.
В перестроечный период произошел новый всплеск интереса к Покровскому. При этом положительно оцениваемая возможность использования построений Покровского в “служению делу обновления советского общества, возрождения ленинской концепции социализма” к началу 1990 г. становилась все более призрачной и окончательно выдохлась с крушением советской системы. В 1990-е гг. интерес к М.Н. Покровскому со стороны региональных исследователей и столичных специалистов был обусловлен прежде всего сугубо научным интересом с одной стороны- анализа истоков и значения теории торгового капитализма, с другой- в построении новых методологических конструкций, в которых некоторые выводы Покровского были бы довольно привлекательными. В связи с этим хочется упомянуть труды Ю.С. Пивоварова и А.И.Фурсова по созданию новой методологической доктрины “Русской Системы”. Опубликование фотогалереи жизни М.Н. Покровского говорит о новом витке возвращения интереса к жизненному пути и научному наследию историка.
Михаил Николаевич Покровский родился в Москве 17 (29) августа 1868 г. в Москве, в семье статского советника, помощника управляющего Московской складской таможни. Уже с детства он воспитывался в обстановке антимонархической, антиклерикальной. В семье он слышал множество “всевозможнейших рассказов о злоупотреблениях администрации, о мало поучительной жизни высших сановников и царской фамилии”. Один из его двоюродных братьев, студент Санкт- Петербургской духовной академии, убедительно доказал ему, что “бога нет и быть не может”.
В 1887 г. он окончил с золотой медалью Вторую Московскую гимназию. После окончания гимназии поступил на историко-филологический факультет Московского университета. По его собственному признанию, он “в университете … кроме истории очень много занимался философией и очень мало политической экономией, Маркса знал только понаслышке. Тем не менее, уже студентом, самостоятельно, выработал себе историческое мировоззрение материалистическое, но не диалектическое, т.е. без революции и борьбы классов.
Крупнейшие русские историки Московского университета В.О. Ключевский и П.Г. Виноградов заметили прилежание Покровского и он был оставлен в Московском университете для подготовки к профессорскому званию сразу по двум специальностям: русской и всеобщей истории. Яркие, во многом характерные зарисовки облика Покровского этого периода оставили известные русские историки П.Н. Милюков и А.А. Кизеветтер, вместе работавшие с ним в семинарах Ключевского и Виноградова. П.Н. Милюков: “М. Н. Покровский - мой младший современник. Он девятью годами моложе меня - по рождению и по окончанию Московского университета (1891). Он. вероятно, слушал мои первые лекции; но ближе мы с ним встретились на семинарии проф. Виноградова по всеобщей истории, где участники работали серьезно и научались строго научному методу работы. Покровский, один из самых младших участников, обычно угрюмо молчал и всегда имел какой-то вид заранее обиженного и не оцененного по заслугам. Я думаю, здесь было заложено начало той мстительной вражды к товарищам-историкам, которую он потом проявил, очутившись у власти. У нас он считался “подающим надежды”.
А.А. Кизеветтер: “Маленького роста, с пискливым голоском, он выдавался большой начитанностью, бойкостью литературной речи и уменьем прошпиговывать ее саркастическими шпильками по адресу противников. По виду тихенький и смирненький, он таил в себе болезненно острое самолюбие”.
По окончании университетского курса Покровский выдержал магистерские экзамены (основной - у Ключевского) и получил звание приват-доцента, но им не воспользовался и в состав приват-доцентуры не вступил.
Его активно вовлекла научная, общественная деятельность и преподавание за стенами университета. В 1890-х гг. он заведовал семинарской библиотекой университета, читал лекции в Обществе воспитательниц и учительниц, на Педагогических женских курсах, в комиссии по организации домашнего чтения, в Московском педагогическом обществе, написал восемь статей в “Книгу для чтения по истории средних веков” под редакцией Виноградова. Начиная с 1892 г. он сотрудничает в журнале “Русская мысль”, публикуя в нем рецензии на исторические книги.
В материалах своих лекций Покровский неоднократно использовал нелегальные революционные издания, чем вызвал нарекания со стороны Совета учебного округа. В результате, осенью 1902 года попечитель Московского учебного округа запретил Покровскому преподавать в учебных заведениях.
Политические взгляды М.Н. Покровского претерпели в течение полутора десятилетий после окончания университета значительные изменения. Политические взгляды в 1890-х гг. скорее всего не выходили за рамки буржуазной оппозиционности по отношению к самодержавному строю. Однако уже во второй половине 1890-х гг. под влиянием легальных марксистов Покровский обратился к теории экономического материализма. Он сам признавал, что последний оставил глубокий след на всей его научно-политической биографии. “Кто прошел через легальный марксизм, тот обычно долго носил на себе след такой установки, известный пережиток, болезненный пережиток этого недиалектического, хотя и материалистического объяснения истории”.
В 1902 г. М.Н. Покровский вошел в радикальное крыло буржуазной либеральной организации “Союз освобождения”.В 1903-1904 гг. М.Н. Покровский был известен как активный участник земского либерального движения. При этом его политические взгляды находились на уровне кадетства. Так еще в начале первой русской революции он участвовал вместе с будущими кадетами в издании сборника “Конституционное государство”, вышедшем в Санкт-Петербурге, в 1905 г., а также в совещаниях, посвященных образованию конституционно-демократической партии и в прениях по ее программе.
Однако, уже в 1905 г. в его мировоззрении зреет явный перелом, вызванный резким полевением взглядов. Отчасти, возможно это было связано и с тем, что он Покровский весьма тесно общался с лучшими представителями рабочего класса в период, когда читал лекции по истории России на ежедневных вечерних рабочих курсах при заводе Карла Тиля в Замоскворечье.
Это вызывало удивление у тех, кто знал его еще по университету и по кадетскому движению. Так П.Н. Милюков вспоминал: “еще в 1900 г. он просил у меня работы в академическом стиле, и я не без удивления прочел, что “к 1905 г. М.Н. окончательно определился как теоретик-марксист и практик-революционер” и что, “вступив в ряды большевистской партии, он принял активное участие в организации вооруженного восстания в качестве пропагандиста-агитатора и публициста”. Очевидно, я опоздал, считая его “кадетом”.
В начале 1905 г. М.Н. Покровский вступил в ряды РСДРП. Его партийным поручением стала работа в лекторской и литературной группе Московского комитета. В июне этого же года в Женеве, куда Покровский выезжал по заданию Московского комитета, он впервые встретился с Лениным. Последний пригласил Покровского к сотрудничеству в газете “Пролетарий”, выходившей в Женеве и написал примечание к первой его статье “Профессиональная интеллигенция и социал-демократы”. Впервые именно в Женеве Покровский приобрел навыки нелегальной революционной профессиональной деятельности. Здесь Крупская “обучила начинающего революционера приемам конспиративной переписки, дала ключи к шифрам”. Из Женевы Покровский вернулся с большим количеством нелегальной литературы, упакованной в “панцирь”, т.е., спрятанной под одеждой.
Уже осенью 1905 г. в большевистской газете “Борьба” Покровский выступает с острыми статьями, направленными против буржуазного либерализма, кадетов. Вместе с И.И. Степановым он руководил революционным издательством “Колокол”, был введен в состав редакционной коллегии “Борьбы”. До начала 1906 г. Покровского использовали прежде всего в целях пропаганды, опираясь на его лекторские навыки. Большевики приобрели в его лице весьма сильное орудие для реализации своих революционных интересов. Бухарин, называя его “профессором с пикой” вспоминал: “Как веселились сердца нас, тогда еще молодых большевиков, при каждом метком ударе Покровского в таких столпов кадетизма, как Кизеветтер, Новгородцев, Милюков! Это были продуманные, блестяще аргументированные, изящные и вместе с тем разящие удары. Коротко остриженный, посматривающий слегка подслеповатыми глазами сквозь очки в простой оправе, Михаил Николаевич действовал прямо как “мать свята гильотина” по отношению к своим оппонентам”.
Он выступал в Москве и других городах с легальными лекциями по истории революционного движения , а также с критикой платформ буржуазных партий.
Во время декабрьского вооруженного восстания в квартире Покровского в баррикадном Сущевском районе был устроен перевязочный пункт для раненых в боях рабочих. По доносу управдома Покровский был арестован полицией, но за недостатком улик отпущен. Зимой 1906 г. он был избран членом Московского комитета партии. Скрываясь от преследования полиции Покровский вынужден был уехать на Кавказ и вернулся только в октябре 1906 г. Здесь он руководил выборами во II Государственную Думу и провел несколько десятков избирательных собраний.
Осенью же 1906 г. от Московского комитета РСДРП Покровский был избран депутатом на V Лондонский съезд социал-демократической партии. На съезд он прибыл под фамилией Домов, которая и стала его партийным псевдонимом. На съезде он был избран членом большевистского центра и редакции газеты “Пролетарий”.
Во время отсутствия Покровского на квартире был устроен обыск и оставлена засада. Поэтому по возращению в Россию Михаил Николаевич вынужден был перейти на нелегальное положение и поселился на даче по Брестской железной дороге, где находился штаб Московской окружной организации. Его участие в окружной партийной конференции было замечено благодаря пробравшемуся провокатору и после ареста Покровский должен был предстать перед судом как политический преступник. Поэтому он вынужден был эмигрировать и до февральской революции находился в списках государственных политических преступников.
С августа 1908 г. он находился в Финляндии, где помогал Ленину в создании большевистского центра печати. В сентябре 1908 г. он участвовал в работе Гельсингфорской конференции РСДРП. Известен и эпизод прямой помощи Покровского Ленину в бегстве от шпиков в Финляндии. Он писал: “Я захватил не особенно тяжелый ленинский чемоданчик, отправился с ним на станцию, купил билет и занял место в вагоне поезда, шедшего в Гельсингфорс...За несколько секунд до отхода поезда на платформе появился человек в нахлобученной шапке и с поднятым воротником, ...не обративший на себя ничьего особенного внимания, вошел в мое купе, я ему передал билет, а сам вышел на платформу. На это шпики, может быть, и обратили внимание, но было уже слишком поздно, так как поезд тронулся”. От провала Покровского не раз спасала “профессорская внешность”. Респектабельный господин редко вызывал подозрение у агентов охранки и полиции. При этом вести революционную деятельность становилось с каждым днем все труднее. В сентябре 1909 г. Покровский выехал во Францию.
В марте 1908 г. при обсуждении итогов деятельности социал-демократической группы в московской организации возникла группа “отзовистов”, требовавшая отозвать социал-демократическую фракцию из III Государственной Думы. Возникло “ультиматистское” течение к которому вместе с Богдановым, Луначарским, Лядовым и другими примкнул и Покровский. Весной 1909 г. после Всероссийской партийной конференции, осудившей “отзовистов” и “ультиматистов” ими была организована школа для рабочих на острове Капри. Из России выехало 15 рабочих и 12 эмигрантов, пожелавших после окончания школы вернуться на нелегальную работу в России. Выехал в Италию и М.Н. Покровский. В этой школе для рабочих он прочитал 7 лекций по истории русской культуры. В декабре 1909 г. единомышленники Богданова подали заявление в ЦК, в котором информировали о создании новой фракционной группы “Вперед”. Поддержал платформу группы и вошел в ее состав и М.Н. Покровский. “Впередовцы” стали выпускать одноименные сборники, и уже в июле 1910 г. Михаил Николаевич пометил статью “Финляндский вопрос”.
После закрытия школы на о. Капри Покровский перебирается в Париж. “Впередовцы” решили повторить опыт школы на Капри, однако январский пленум ЦК 1910 г. запретил им создание сепаратной школы. Для урегулирования вопроса в состав специально созданной школьной комиссии вошли от “Впередовцев” Покровский и Алексинский. Однако, по причине разногласий с большевиками, они вышли из комиссии и уже в ноябре 1910 г. организовали новую фракционную школу в Болонье. Покровский был одним из руководителей этой школы и читал в ней курс истории России от Петра I до ХХ в. В противовес этой школе Ленин создал большевистскую, недалеко от Парижа, в деревне Лонжюмо.
Разногласия с “Впередовцами” у Покровского обозначились уже осенью 1910 г. и касались роли старой буржуазной культуры в строительстве нового пролетарского общества. Окончательные разрыв и отход от “впередовцев” произошел весной 1911 гг. Впредь он стал считать себя внефракционным социал-демократом.
В 1912-1914 гг. он участвовал в изданиях и мероприятиях, инициированных Л.Д. Троцким. Так для “юбилейного” сборника “Триста лет позора нашего” он написал статью “Триста лет Романовых и лже-Романовых”. В феврале- июне 1914 г. Покровский печатался в журнале Троцкого “Борьба” с циклом статей “Из истории общественных классов в России”. Во время первой мировой войны он продолжал сотрудничать с Троцким в газете “Наше слово” и в издательстве “Парус”.
Ленин высоко ценил талант Покровского и стремился помочь ему занять большевистские позиции. В частности, в 1914 г. он считал необходимым воздействовать на М. Н. Покровского, “дабы убрать его из неприличной “Борьбы”.
В период первой мировой войны Покровский занимал пораженческие позиции, однако к большевикам так и не примкнул.
После Февральской революции еще несколько месяцев Михаил Николаевич оставался за границей, где входил в состав комитета, руководившего возвращением в Россию политэмигрантов на пароходах “Царица” и “Двинск”. Сам же Покровский вернулся на Родину только в августе 1917 г. В сентябре 1917 г. он получил билет члена партии с 1905 г. от Москворецкой организации. От Московского Совета Покровский был делегирован в Демократическое совещание, а от партийной организации кандидатом для баллотировки в Учредительное Собрание.
В дни Октябрьских событий он был членом редакции “Известий Военно-революционного комитета” вместе с М.С. Ольминским и И.И. Скворцовым-Степановым и в качестве военного корреспондента посещал места уличных боев, собирал материалы для обзоров и статей. При этом он вошел и в состав Московского Военно-революционного комитета (МВРК).
После победы большевиков в Московском вооруженном восстании Покровский довольно быстро продвигается по административным ступеням. Так в ноябре 1917 г. МВРК назначил его председателем комиссии по установлению взаимоотношений с консулами иностранных государств, а затем комиссаром по иностранным делам. 14 ноября 1917 г. объединенный пленум Московских Советов рабочих и солдатских депутатов избрал историка первым председателем Моссовета.
В начале 1918 г. Покровский был включен в состав делегации в Брест-Литовск для подписания мирного договора с Германией. Именно Ленин настоял на таком включении, надеясь на то, что как знаток международных отношений Покровский будет полезен в составе делегации, а как лояльный и терпимый человек не допустит разрыва мирных переговоров. Однако Покровский не оправдал доверия вождя и примкнул к группе левых коммунистов, выступивших против подписания мирного договора. После подписания мирного договора “он воспринял случившееся как нечто “морально ужасное до невероятных пределов”. Приехав в Петроград и оказавшись в Екатерининском зале Таврического дворца... даже не подошел к Ленину, чтобы с ним поздороваться”.
В марте 1918 г. Покровский стал председателем Совнаркома Московской области, а после его ликвидации в мае 1918-го - членом Совета Народных Комиссаров, заместителем наркома просвещения. Именно с этого времени он постепенно начинает замыкать на себе большинство научных и административных функций. Известна его феноменальная способность занимать множество административных, партийных, научных постов одновременно, участвовать во всех основных мероприятиях на культурном фронте, инициированных новой властью.
Так, он возглавлял Государственный ученый совет Наркомпроса, Социалистическую академию, Институт Красной профессуры, Российскую ассоциацию научно-исследовательских институтов общественных наук, Центрархив, редактировал журнал “Красный архив”, возглавлял Истпарт, был председателем Общества историков-марксистов. Ученый внес большой вклад в организацию научно-исследовательской работы историков-марксистов, в преобразование на новых началах высшей школы, в подготовку марксистских научных кадров. Покровский вырастил большую группу молодых историков, которые составили передовой отряд советской исторической науки.
При его непосредственном участии были подготовлены и изданы декреты о введении новой орфографии, об охране научных ценностей, памятников искусства и старины, об увеличении пайков для ученых и специалистов, о ликвидации неграмотности. Он стал одним из тех, кто поддержал идею пролетаризации высшей школы и всемерно содействовал введению рабфаков, отмене вступительных экзаменов в ВУЗы, усилению идейно-политического воспитания студентов.
Пожалуй, Покровский был единственным за кем признавалась уже при жизни, примерно с середины 1920-х гг. роль основателя и корифея советской исторической науки. Одним из первых Покровский был награжден орденом Ленина, а в 1929 г. избран действительным членом Академии наук СССР.
Скончался М.Н. Покровский 10 апреля 1932 г. в Кремлевской больнице от рака. Признанием его заслуг перед партией и государством стало захоронение урны с его прахом в Кремлевской стене. В дальнейшем, особенно с середины 1930-х гг. была развязана кампания по дискредитации научных воззрений М.Н. Покровского и его школы. Бесспорно, что, доживи историк до волны репрессий второй половины 1930-х гг., он наверняка был бы репрессирован вместе с “левыми” коммунистами. После волны огульной критики второй половины 1930-х гг. имя его было забыто до времен оттепели. Сегодня же и имя и историческая концепция М.Н. Покровского давно стали вехой становления марксистского облика отечественной исторической науки и прочно вошли в ее историю ХХ века.
Философским воззрениям М.Н. Покровского свойственен определенный эклектизм. С одной стороны, уже в начале своей научной деятельности отказываясь от многих положений позитивизма, он испытал на себе значительное влияние философии неопозитивизма и их русского последователя А. Богданова. Усвоив до первой русской революции философские взгляды эмпириокритицистов, он так и не смог освободиться от некоторых из них до конца жизни. В начале века он считал, что “действительность есть только наше представление. Мир есть совокупность наших переживаний, хаос первичных ощущений”. В этот период он отрицал марксистскую теорию познания как отражение объективного мира. “Преодолеть хаос можно только одним путем - упрощая его... Из миллионов действительных и возможных впечатлений мы берем два-три, которые нам нужны для практических целей ориентировки”.
Уже тогда Покровский критиковал позитивизм с позиций махизма, где основным критерием научности была целесообразность, т.е. научным считалось то, что наиболее быстро и верно ведет к поставленной цели. Как считает Л.И. Шапиро, что и в дальнейшем выборе исторического материализма для Покровского решающую роль играло не глубокое и верное отражение действительности, не истинность марксизма, а принцип целесообразности, удобства для той или иной группы людей .
Понимание того, что действительность определяется субъективным интересом, личным или коллективным привело к пониманию того, что стержнем истории является борьба интересов группы субъектов или классов. Именно политическая ангажированность марксизма, признание за угнетенными классами и прежде всего за рабочими прогрессивной исторической роли парадоксальным образом помогли соединению махизма и марксизма в философском мировоззрении Покровского.
Однако к марксизму Покровский пришел далеко не сразу, на что было указано ранее через увлечение экономическим материализмом. Главное отличие экономического материализма и марксизма Покровский обозначил для себя еще в пору первой русской революции. Он признавал, что марксизм сложнее, чем экономический материализм потому что не только объясняет историю экономическими причинами, но и представляет их в форме классовой борьбы. Для него марксизм- это революционный исторический материализм в отличие от мирного экономизма буржуазных писателей. Несмотря на то, что в конце 1930-х гг. его взгляды характеризовались как антиленинские, антимарксистские, все же Покровский был одним из первых русских историков, кто попытался рассмотреть историю России на основе марксистской методологической базы.
Активная общественно-политическая деятельность историка наложила, как ни у какого другого деятеля отечественной историографии отпечаток на его теоретико-методологические и концептуальные позиции. Известная политическая заостренность его взгляда на русскую историю характеризовалась точкой зрения, что “история -это политика, опрокинутая в прошлое”. Для Покровского это прежде всего означало, что историческое познание несет в себе прежде всего в качестве основного системообразующего элемента не подлинное изображение действительности, а ее идеологическое искривление и камуфлирование. Классовые позиции историка могут побудить его изображать факты в неверном свете или даже подделывать их. Но иные классовые позиции могут также побуждать историка искать объективные оценки и стремиться к точному изображению исторических событий и процессов. Все дело заключается в том, заинтересован ли тот или иной класс в объективном понимании исторического развития.
Выступая 8 декабря 1930 г. на партийном собрании Института истории Комакадемии, заявил: “Борьба на историческом фронте есть борьба за генеральную линию партии. Положение “история - политика, обращенная в прошлое” означает собой, что всякая историческая схема есть звено, цепочка для нападения на генеральную линию партии. Существует самая тесная связь между борьбой за генеральную линию партии и борьбой на историческом фронте. Их нельзя разрывать. Трудно себе представить такую вероятность, что сторонник генеральной линии партии является ревизионистом в исторических работах. История ... не есть самодовлеющая задача, история - величайшее орудие политической борьбы; другого смысла история не имеет”. В дальнейшем, Покровский по сути дела, призывал к прямому подчинению исторических исследований требованиям партии.
При этом, М.Н. Покровский определял основную задачу историка не только в изучении исторического прошлого страны, но и в разоблачении основной политической, классовой подоплеки всех предыдущих масштабных произведений по русской истории. Под огонь критики попали все предыдущие представители русской историографии только камуфлировавшие свои классовые позиции научными построениями.
Что же сам Покровский видел в качестве предмета и объекта исторического познания? Для него история в онтологическом смысле - это и прошлое (земли, природы, общества), и настоящее-сама быстротекущая жизнь, которую может наблюдать исследователь, и среда, обстановка, в которой совершается классовая борьба, деятельность личности и т.д. Однако, по мнению А.А. Говоркова, у Покровского история - это все же прежде всего наука о прошлом человеческого общества. В историческом процессе он видит прежде всего замену одного общественного строя другим. Смена общественного строя видится как прогрессивный и закономерный процесс. Движение истории в целом представало как сложное переплетение различных составляющих элементов исторического процесса. Совокупность общих и специфических черт определялась им как понятие “тип развития”. Покровский отделял процессы завершенные от незавершенных и считал, что подлинно историческими могут считаться процессы завершенные, ибо относительно незавершенных историк может дать только предварительные выводы, которые в дальнейшем могут потребовать значительной корректировки. При этом общественное развитие мыслилось им как процесс диалектический, сложный, скачкообразный, противоречивый, в котором изменения идут не только путем эволюции, но и революционных преобразований. В обществе он видел не случайное сцепление отдельных частей и различных отношений, а живой единый организм, в котором отдельные компоненты расположены в определенной последовательности и обусловливают существование и развитие друг друга. Общество, по мнению Покровского, развивается прежде всего за счет внутренних, ему присущих сил. На каждом последующем этапе развития общественных отношений все меньшей становится их зависимость от природных географических влияний. Однако, природные условия по его мнению, прежде всего влияют на темпы исторического развития той или иной страны. (Так замедленность хозяйственного развития России определяется ее суровым климатом и отдаленностью от морей). При этом на различных этапах развития влияние природно-географических условий неодинаково. “Торговля и промышленность ...чрезвычайно ускоряют развитие хозяйства и делают его менее зависимым от природных условий”.
В конкретном же анализе прошлого Покровский предлагал следующую схему “Прежде всего, конечно, выяснить условия географической среды. Показать, как отразилась она на развитии производительных сил. Показать далее, какие на основе этих последних возникали группировки людей, классовые отношения. Выяснить, как эти отношения отразились на политической надстройке...Наконец, из этой структуры вывести “психику общественного человека”, показать, как в данных условиях развития производительных сил развивалась в России “общественная мысль”.
Безусловно, что здесь учет географических особенностей, “среды обитания”, “географического фактора” был наследием раннего сильнейшего влияния Ключевского, а интерес к общественно-экономической составляющей исторического процесса был вызван влиянием партийного окружения и политической деятельности историка.
Покровский противопоставлял себя старым представителям отечественной исторической науки на том основании, что для них важнейшей, системообразующей, была идея становления и существования государства, в то время как для марксизма - смены формаций, базирующихся на способе материального производства. “Для нас стержнем являются развитие производительных сил и классовая борьба” - заявлял Покровский.
При характеристике роли личности в истории Покровский указывал на сложное сочетание в личности групповых, сословных или классовых интересов и субъективного начал. Исторический процесс действует через личность, и воплощается в нем. Научный анализ личности помогает определить как общие закономерности исторического процесса, так и групповые, классовые интересы, которые в ней выражаются. По мысли Покровского, между объективным и субъективным в историческом процессе нет непреодолимой пропасти, связи носят диалектический характер. А.А. Говорков отмечает, что исторический портрет создавался Покровским из нескольких различных компонентов- физических данных, морально-этических качеств, культурного уровня, политических и религиозных взглядов, настроения. “Первые три компонента формировались за счет природных данных, воспитания и влияния непосредственного окружения, в которой рос и вращался царственный индивидуум. В формировании политических качеств определяющую роль играл социальный фактор, конкретная историческая эпоха”. Таким образом, историческая личность является у него одновременно и сознательным деятелем и агентом исторического процесса.
Говоря о М.Н. Покровском как историке, необходимо прежде всего назвать его основные исторические произведения. Между 1907 и 1910 гг. он участвовал в коллективном труде “История России в XIX веке”. В этом издании Покровским были написаны введение и главы, посвященные Павлу I, Александру I, крестьянской реформы. правительственной политике 1866- 1892 гг., внешней политике царизма, декабристам. В 1910-1912 гг. он издал "Русскую историю с древнейших времен” (в 5 томах), в 1914- 1918 гг. двухтомный "Очерк истории русской культуры”. Последний том “Русской истории с древнейших времен” был запрещен царскими властями к опубликованию за его антимонархическую направленность (за дерзостное неуважение к верховной власти, за недопустимый тон к представителям царствующего дома, за сочувствие к революционерам). Со временем первый том “Русской истории...” был изъят из библиотек, а пятый конфискован цензурой и уничтожен по приговору судебной палаты.
После октябрьской революции Покровский выпустил работу “Русская история в самом сжатом очерке” (1920), которая была одобрена Лениным и стала одним из первых учебников средней школы, “Очерки русского революционного движения XIX-XX вв.”, курс лекций “Борьба классов и русская историческая литература”, “Очерк истории русской культуры” в двух частях (пятое издание, Петроград, 1923). Эта работа была издана как бы в ответ на “Очерки...” П.Н. Милюкова. Это- наиболее крупные работы. Всего же по подсчетам А.А. Говоркова известно 588 произведений Покровского, опубликованных при его жизни.
Как и Н.А. Рожков, М.Н. Покровский находился в числе тех историков, которые ставили своей исследовательской задачей определить закономерные этапы развития истории русского народа, исходя из смены социально-экономической структуры общества. Первоначально, в 1910-1912 гг., когда писалась “Русская история с древнейших времен”, Покровский назвал в качестве стадий исторического развития первобытный коммунизм, феодализм, ремесленное хозяйство, торговый капитализм и промышленный капитализм. Однако, уже в 1914 г. (в первой части “Очерков по истории русской культуры”) он несколько иначе определил основные стадии экономического развития народов: первобытное коллективное хозяйство, ремесленное хозяйство и хозяйство капиталистическое Последнюю стадию Покровский при этом подразделял на периоды торгового и промышленного капитализма. При этом ремесленное хозяйство и торговый капитализм были произведены им в особые экономические формации, хотя ни Маркс с Энгельсом, ни Ленин никогда таких формаций не признавали.
Определяя первый период в экономическом развитии как первобытное коллективное хозяйство, Покровский прежде всего боролся с теми историками и экономистами, которые доказывали извечность буржуазной собственности, отрицавших наличие общинной собственности на землю, считавших, что община была создана в поздний период и в целях осуществления чисто фискальных задач. Историк настаивал на существовании коллективной собственности у древних славян.
Славяне с его точки зрения были автохтонами на Восточно-европейской равнине, занимавшиеся с незапамятных времен земледелием. При этом, следы первобытнообщинного коллективизма М. Н. Покровский находил не в общине-марке, а только в большой семье, сохранившейся у славян под “именем “печища”, “дворища”, “задруги” или “великой кучи”. От первобытно- общинного строя был осуществлен переход к феодализму.
Говоря о феодализме, он возражал против националистических теорий, доказывавших своеобразие русского исторического процесса и отрицавших феодализм в Древней Руси. Феодализм он определял следующими тремя главными признаками: господством крупного землевладения; связью землевладения и политической власти, столь прочной, что “в феодальном обществе нельзя себе представить землевладельца, который не был бы в той или иной степени государем, и государя, который не был бы крупным землевладельцем”; и иерархией землевладельцев, отношениями вассалитета, образующими феодальную лестницу.
Существо феодализма при этом Покровский определял в господстве натурального хозяйства и в росте экономической и личной зависимости крестьян. Начало генезиса феодализма относилось историком к периоду Киевской Руси, а окончательное утверждение - к XIII в. При этом Покровский утверждал, что до XVI в. государственного права, а следовательно, и государства на Руси не существовало. Так, в “Русской истории” он говорил, что феодальные отношения составляли базис, на котором была воздвигнута монархия Ивана Васильевича. Феодальные черты он находил и в Русском централизованном государстве второй половины XVIII в.
Разложение феодальных отношений под влиянием торгового капитала происходило, по его мнению, с XVI в. Значительную роль в социально-экономическом развитии этого периода он отводил колебанию хлебных цен. В период роста цен интенсифицируется сельское хозяйство, появляется барщина, происходит закрепощение крестьян. В связи с этим опричнина представала как процесс замены крупного вотчинного хозяйства средним в пользу мелкопоместного дворянина опричника. Борьба между боярством, с одной стороны, помещиком и торговым капиталом, с другой привела к торжеству последних и закрепощению крестьян. XVII век - время феодальной реакции и “нового феодализма”- период развития торгового капитала, интересами которого были обусловлены реформы Петра и внешняя политика. После смерти Петра буржуазная политика потерпела поражение и возобладала дворянская. Период царствования Елизаветы, Петра III, и Екатерины II М. Н. Покровский называл периодом “действительно дворянского управления”. В данном случае он выдвинул в качестве важнейшего признака феодализма и классовый критерий.
Дворянскую вотчину послепетровского времени Покровский характеризовал как вотчину-государство. Он показал, что законодательная практика этого периода рассматривала крестьянина как подданного своего барина и что этот барин действительно был государем в своем имении. Покровский с полным основанием говорил, что сеньориальные отношения сохранялись даже через три столетия после создания централизованного государства.
Назвав строй, господствовавший в России в послепетровское время, “новым феодализмом”, Покровский подчеркивал, что это не классический феодализм. Отход от юридической трактовки феодализма, который встречается в некоторых местах его работы, плохо согласовывался с чисто юридической трактовкой феодализма на других страницах того же труда. И все же следует обратить внимание на заявление, сделанное Покровским в заключительных абзацах главы четырехтомника о феодальных отношениях в Древней Руси. Феодализм, писал историк, “гораздо более есть известная система хозяйства, чем система права”. Покровский обратил внимание на раннее появление крупного феодального землевладения на Руси. В отличие от большинства дореволюционных историков, он признавал, что крупное боярское землевладение существовало в Киевской Руси уже в Х-XI вв. Покровский значительно острее, чем его предшественники, поставил вопрос о насильственных путях феодализации.
Ремесленную ступень хозяйства Покровский заимствовал у тех историков и экономистов, с которыми он боролся, когда говорил о первобытном коллективном хозяйстве. Период ремесленного хозяйства. по признанию Покровского, довольно точно соответствует “городскому” хозяйству К. Бюхера- представителя новой немецкой исторической школы в политэкономии. Покровский считал ремесло особой формацией с присущими только ему социальными отношениями, правом, философией, наукой и эстетическими представлениями. В частности, из ремесла Покровский выводил всяческий индивидуализм, “начиная от правового (индивидуальная собственность) и кончая эстетическим индивидуализмом в искусстве (импрессионизм, декадентство и т.п.)”.
В “Истории России с древнейших времен” Покровский еще не выделял особого ремесленного периода. В “Очерке русской культуры” ремесленное индивидуальное хозяйство приходит на смену первобытному коллективному и датируется XVI-XVII вв. А на смену ремесленному хозяйству, по мнению историка, пришел торговый капитализм.
О торговом капитализме как особой ступени экономического развития, особом хозяйственном строе до М. Н. Покровского говорили “легальные марксисты” П. Струве и М. Туган-Барановский, а также А. Богданов и др. При этом все они по-своему трактовали марксистские положения о торговом капитале и его историческом значении.
Покровский в “Очерке истории русской культуры”, описывал процесс постепенного охвата торговлей все большего количества районов, превращения купца в настоящего хозяина товара. В таких условиях. “ремесленник работает на скупщика, а не непосредственно на потребителя. Последний идет за товаром к купцу, а не прямо к ремесленнику”. Но пояснив своему читателю, как торговой капитал опутывал мелкого производителя, Покровский делал затем вывод о появлении особого общественного строя - торгового капитализма. Торговый капитал являлся необходимым условием возникновения промышленного капитала, но он “не составлял еще достаточного условия для возникновения капиталистического производства”. Как и ростовщический, торговый капитал не всегда разлагал старый способ производства, не всегда ставил на его место капиталистический.
При этом, в “Русской истории с древнейших времен” он отводил торговому капитализму сравнительно ограниченную роль. Он говорил только о “набеге торгового капитализма на Россию”, который начал и уже в первой половине XVIII в. окончился что и в этот кратковременный период господства торгового капитализма “тонкая буржуазная оболочка” же мало изменила дворянскую природу Московского государства, как немецкий кафтан природу московского человека”.
В “Очерках истории русской культуры” торговый капитализм уже рассматривался им как важнейший двигатель русского исторического процесса. Торговый капитализм датируется в “Очерках” XVII-XIX вв., но зачатки его (вместе с зачатками городского хозяйства) Покровский отыскивал в Киевской Руси. Объединение Руси вокруг Москвы- тоже было, по его мнению, делом “надвигающегося торгового капитализма”.
Органами господства торгового капитала в политической сфере по его мнению были самодержавие и бюрократия. Бюрократия “была излюбленным орудием торгового капитала не только в России, а и всюду”. Что же касается промышленного капитала, то он, по Покровскому, надеялся сам справиться с государственной машиной, “не прибегая к услугам вицмундирных людей”.Склонность торгового капитализма к тайной самодержавно-бюрократической политике, а промышленной- к явной конституционной Покровский объясняет тем, что результаты промышленной деятельности находятся у всех на виду, их никуда не спрячешь, а торговля любит тайну. Государственные дела велись поэтому в эпоху торгового капитализма, по его мнению, так же, как ведутся дела торговой фирмы “в стороне от нескромных глаз”. Наоборот, промышленному капитализму не нужна эта секретность, и он стремится непосредственно и открыто, а не только через чиновничество, участвовать в законодательстве и управлений.
Торговый капитал действовал методами внеэкономического принуждения, поэтому он нуждался в крепостнической системе и самодержавии. Промышленный капитал действует методами экономического принуждения и нуждается поэтому в отмене крепостного права, в свободных договорных отношении и в конституционном строе.
В “Русской истории в самом сжатом очерке” и в “Очерках революционного движения” теория торгового капитализма была доведена до логического конца В этих работах Покровский рассматривал самодержавие как политическую организацию торгового капитализма, государство первых Романовых назвал “торговым капиталом в мономаховой шапке”, а помещиков именовал агентами торгового капитала.
В последствии, только в начале 1930-х гг., перед смертью Покровский признал, что “мономахова шапка есть феодальное украшение, а не капиталистическое”, и признал безграмотным само выражение “торговый капитализм”. “Капитализм есть система производства, - писал он в 1931 г., - а торговый капитал ничего не производит... Ничего не производящий торговый капитал не может определять собою характера политической надстройки данного общества”. Особой критике подвергался Покровский не только слева, со стороны марксизма, где эта критика в основном носила политизированный характер “проверки на истинность” и соответствие установкам основоположников учения и тесно было завязана с перипетиями внутрипартийной, внутринаучной борьбы, такой критике подверглись его научные построения и со стороны старых противников, прежде всего П.Н. Милюкова.
По его мнению, “главный тaлиcмaн Покровского, с помощью которого он всех обгоняет, заключается в том, что к добытым до него знаниям он применяет новую терминологию. Правящий класс у него называется “феодалами”, а торговый и промышленный - “буржуазией” - и так на протяжении всей “Истории от древнейших времен”. Более самоуверенно, чем все мы в те годы, он развенчивает “героев” в пользу господствующего класса, а этот класс делает автоматом экономических условий и состояния “производства”.
Главный недостаток, который Милюков видел в научной деятельности Покровского выражался в том, что политическую надстройку последний видел только лишь в качестве ширмы к экономическим взаимоотношениям. При этом возникали неразрешимые противоречия, связанные с анализом государственной политики в экономической сфере. В остальном, Покровский, по мнению Милюкова, не уловил общей тенденции в перемене идеологии, “задевал самые деликатные темы и танцевал на чувствительных мозолях. Недовольство накоплялось: должен был последовать и взрыв”.
Подводя итог анализу исторических взглядов М.Н. Покровского хочется отметить, что сегодня, в период “снятия”, отказа от идеологических составляющих в историко-научной деятельности, историческая концепция М.Н. Покровского представляется своеобразной, но не намного более лучшей или худшей в отношении остальных построений в отечественной историографии ХХ в. Поставленная в прямую зависимость ее автором от политической конъюнктуры 1920-1930-х гг. она испытала на себе как все приемы неуемного восхваления и возвышения, внедрения в системы школьного образования и научной деятельности, так и методы научного, политического, морального и физического устранения основных ее сторонников и носителей. Безусловно и то, что она придала значительное своеобразие советской исторической науке, особенно в первые десятилетия ее становления и существования.
Параграф 3 | Глава VI |