§3. Противоречивость социокультурных процессов: проекты и реалии преобразования культурного пространства региона.

Наибольшее потрясение культурное пространство региона испытало под влиянием революционных лозунгов и действий. Одним из результатов можно считать «топонимическую революцию», в ходе которой жители региона оказывались в иных культурных координатах. По нашему мнению, топонимы представляют любопытный и уникальный материал о динамике городской культурной среды, отражаемой в наименованиях улиц, площадей, садов и других элементов городской планировки. Наряду с политикой на происхождение тех или иных топонимов существенно влияет культурный фактор. В данном случае к нему, прежде всего, относится состояние градостроительной теории и практики, а также уровень профессиональной компетенции соответствующих кадров, занятых городским благоустройством.

Омск

Рассмотрим это на примере Омска по архивным материалам, обнаруженным нами еще в конце 1980-х гг..¹ Проблема наименования улиц и площадей Омска была поставлена и проанализирована городским инженером Дмитрием Александровичем Вернером в докладе для членов городской управы, датированном 20 февраля 1919 года. Вернер попал в Омск из Самары в 1918 году и заведовал строительством и благоустройством в омской управе при Колчаке, затем работал в должности заведующего дорожно-строительным подотделом в омском отделе коммунального хозяйства, а в начале 1920-х годов исполнял обязанности омского губернского архитектора. Сравнивая англо-американскую и франко-германскую традиции, Вернер сделал сугубо технократическое (с точки зрения историка культуры) замечание: наиболее удобный и деловой способ в первой..., когда главные проспекты носят названия, напоминающие или дающие понятия о занятиях и образе жизни части города, в которой они пролегают, а все второстепенные улицы нумеруются (при этом Вернер подчеркивал, что подобная практика уже присуща и России - Петроград, Васильевский остров).

В декабре 1919 года Д.А.Вернер вновь обратился к этой теме. В начале декабря он возглавил строительный подотдел и при определении перспектив его работы предлагал особое внимание сосредоточить на широкой постановке вопросов городского благоустройства, поставив целью превратить Омск в город, «достойный по виду и устройству его значению как столицы автономной Сибири». Он считал, что из-за крайне разнообразной планировки Омска применять ни единый, а различные способы наименования улиц «новые названия давать только улицам с неустановившимися названиями и стараться оставлять все старые более или менее приемлемые названия». Влияние политического фактора сказалось прямолинейно лишь в одном принципе: «главным улицам дать более осмысленные и соответствующие духу времени названия»... ...закреплялось на части территории города...введение английской системы («улицы с севера на юг именовать Линиями», так как их прежние названия «ничем не характерны, трудно запоминаются и не успели укорениться»)».

По нашим данным, проведенное в январе-феврале 1920 года переименование не было полным воплощением предложений Д.А.Вернера и комиссии, особенно это относится к номинации центральных улиц. Акция 1920 года соединила в себе стремление привнести в культурную среду провинциального города определенные элементы международной практики с первыми попытками закрепить в омской топонимии революционные события и освобождение города от колчаковцев. В обоих случаях отсутствовало изучение исторических корней отечественной топонимии как важного звена культуры»².

Барнаул - план

Другая попытка внести новшества в культурную среду региона связана с городами-садами. На это указывали Б.Оглы, С.Баландин. В 1918—1921 гг. проводится конкурс на проект города-сада для Щегловска в Кузбассе, в котором участвуют московские и сибирские архитекторы.

Новосибирск - генеральный план города

В южной части Омска в связи со строительством в 30-х гг. так называемого Соцгорода разрабатывается город-сад в виде пятиконечной звезды. В этот же период города-сады проектируются в Кузнецке и Барнауле. Идея городов-садов выдвигалась и в процессе разработки первого генерального плана Новосибирска. В одном из предложений в 1927 г. предусматривалось формировать будущий миллионный город из отдельных рабочих поселков—городов-садов³.

Несмотря на экстремальную обстановку и указанные резкие перемены, культурное пространство региона прирастает важными просветительскими музейными ячейками. Это подтверждают современные исследования, в т.ч. работы омских историков. «Факт органического включения музеев в культурное пространство сибирских городов-центров вряд ли вызывает сомнения. Уже к началу первой экстремальной полосы в истории отечественной культуры XX в. (1914 - нач. 1920-х гг.) в городах Сибири насчитывалось чуть более 10 краеведческих музеев. Их особое значение осознавалось не только общественностью, но и органами городского самоуправления. Неслучайно последние принимали решения об отведении земельных участков под строительство новых зданий для музеев в центральной части города, поддерживали проведение конкурсов их архитектурных проектов, либо устраивали «музейные места» в помещениях главных городских служб⁴.

Хотя события первой мировой войны не позволили реализовать все намеченное и в этот период получают поддержку некоторые музейные инициативы. Одной из них мы считаем программный проект «школьного музея родиноведения», принадлежащий А.Н.Седельникову⁵. Там же, в Омске, в 1916 г. усилиями Г.И.Фураева вновь возродился общественный педагогический музей - культурный центр особого типа, учитывавший опыт московского музея при Учительском Доме и идеи известного русского педагога К.В. Ельницкого, стоявшего у истоков первой фазы жизни омского педагогического музея при Учительской семинарии...Педагогический музей существовал и в Томске, где идеями родиноведения (сибиреведения) увлекались студенты университета, создавшие соответствующий кружок во главе с М.Б.Шатиловым (впоследствии директором музея Томского края).

На наш взгляд, и в экстремальных условиях тех лет шло приращение культурного потенциала сибирских городов, в том числе в результате слияния действий местных и пришлых культурных сил. В январе 1919 г. в Томске проходил съезд ученых Сибири (а также вынужденных мигрантов), который обсуждал вопрос об организации Института исследования Сибири. Среди докладов выделим доклад А.Я.Тугаринова «Местные музеи Сибири и организация их деятельности».

А.Д.Крячков

Развернувшиеся прения показали, что участники съезда разделяли широту постановки музейных проблем. Предлагалось создать музей, где должен быть и художественно-исторический отдел, являвшийся одновременно центральным архивом фотографий с памятников искусства. Музейная тема на съезде 1919 г. поднималась и в качестве важной полноправной составляющей доклада А.Д.Крячкова «О задачах изучения искусства в Сибири» в нем указано, что в данный момент в Сибири имелось 14 научных музеев. Для нас здесь есть и другой смысл: пока в условиях чрезвычайной обстановки нет случаев закрытия музеев. Крячков предложил обратиться за поддержкой идеи об открытии в Томске музея с отделами живописи, скульптуры и художественной промышленности к новому (колчаковскому) правительству.

Мы считаем, что в дальнейшем, в рамках первой экстремальной полосы и одновременно с переориентацией официального курса на ценности советской эпохи музеи сохраняют свою привлекательность как форма реализации творческих планов инициативных личностей. Потери в культурно-цивилизационном ландшафте городов переплетаются с появлением других ячеек, если и не заменяющих утерянные, то восстанавливающих общий облик того или иного сибирского центра как «областного культурного гнезда»»⁶.

В экстремальную полосу вплоть до конца 1920-х гг. сохраняется деятельность прежних общественных объединений. Так например, об этом свидетельствует материалы о деятельности Омского Центрального Сельскохозяйственного Общества. «Уже в начале 1915 года у Общества устанавливается прочная деловая связь с земствами и кооперативами Северной части Европейской России. С укреплением материальной базы, Омский отдел МОСХ получил возможность сравнительно широко развить культурную работу. Наиболее крупной отраслью этой работы несомненно надо признать издание сельскохозяйственных журналов. С 1915 г. издание журналов расширяется, а тираж их увеличивается. К такого же рода культурной работе надо отнести и составление библиотеки, существующей и поныне. Ее можно признать единственной в крае по тем ценным и редким материалам, которые она в себе заключает. Среди книг много пожертвованных членами Отдела»⁷.

Там же указывалось, что 1916 год можно считать началом нового этапа в развитии деятельности Общества. Этот новый период можно охарактеризовать как период материальной мощности Об-ва и период вступления Об-ва на путь солидных и широких практических мероприятий. Уже к началу 1916 года состав Об-ва определялся в 227 человек, а к началу 1919 года состав Об-ва возрос до 711 человек, в числе которых было 43 сельских хозяина, 53 агронома, 332 крестьянина и 31 общественно-кооперативная организация (потребительные общества, кредитные товарищества, сельскохозяйственного Общества). Остальное количество членов Общества состояло из членов бывшего общества пчеловодства, служащих и интеллигентов, вообще, интересующихся вопросами сельского хозяйства. В начале 1916 года обществом был созван первый областной сельскохозяйственный и кооперативный съезд в г. Омске.

Отдельный вопрос, заслуживающий нашего внимания, связан с влиянием экстремальных условий первой четверти ХХ в. на культуру и быт коренных народов Западной Сибири. Его активно изучают этнографы. Сошлемся на их исследования. Так, например З.А.Тычинских останавливается на ситуации в духовной культуре тюркских народов в целом и в регионе⁸:«Ислам, как часть духовной культуры мусульманских народов, сформировал особую социокультурную среду, определяя образ жизни в целом, менталитет формирующейся в начале века татарской нации...Многовековые исторические связи тюркских народов, близость языка, единая религия, общность политического положения сформировали единую культурную и образовательную тюрко-мусульманскую среду. Во многих медресе Тобольской губернии (Ембаевском, Тарском, Турбинском и др.) преподавали выпускники медресе гг. Казани, Оренбурга, Уфы, Бухары, Стамбула.

Автор подчеркивает, что в начале XX в. в недрах конфессиональной школы создаются предпосылки для формирования новой, отвечающей современным требованиям, полу-светской системы всеобщего образования. Дальнейшие шаги для ее совершенствования были предприняты после Февральской революции на I и II Всероссийских мусульманских съездах (май, июль 1917 г.), когда татары попытались создать автономную образовательную систему, функционирующую во всех звеньях - от начального до высшего - на родном языке и являющуюся по своему характеру государственной. 22 июня 1917 г. в Казани была провозглашена национально-культурная автономия мусульман внутренней России и Сибири. В составе высшего органа образовывался Назарат просвещения.

По мнениюЗ.А.тычинских, атеизация образования после Октябрьской революции нанесла сокрушительный удар по прежней системе инородческого просвещения и сильно повлияла на сложившуюся тюрко-мусульманскую культурно-образовательную среду внутренней России. Однако создававшаяся веками система не разрушилась совершенно. В национальных школах Западной Сибири преподавание татарского языка на протяжении многих лет осуществлялось на поволжском литературном татарском языке. Казань продолжает оставаться центром тюрко-татарской образованности»⁹.

Шире, в историко-культурологическом ключе, ставит эту проблему Н.А.Томилов¹⁰. Он считает, что определенное влияние на быт томских татар оказывала группа ссыльных..., а также и русское окружающее население. «Влияние это проявлялось, в частности, и в отживании некоторых обычаев деревенской жизни томских татар, имевших пережиточный характер либо связанных с законами шариата. Разнообразие в жизнь томских татар вносило и участие их в ярмарках в русских селениях и городах (в томскотатарских деревнях ярмарки не проводились), часть увеселений ярмарочного вида проникла и в сами селения татар Томского Приобья».

Среди важных выводов исследователя оценка уровня грамотности: «Основная масса томских татар в конце XIX- начале XX вв. была неграмотной, а среди женщин вообще встречались единицы, которые умели читать и писать. В сельской местности первоначально существовала форма обучения на дому: учителями в таких случаях были муллы или пришельцы из европейских губерний, выдававшие себя за знатоков арабского языка и обучавшие детей по-арабски. Иногда в качестве учителей выступали учащиеся медресе»¹¹.

Он останавливается на специфике распространения образования: «Во второй половине XIX в. дети из некоторых татарских деревень, расположенных близ Томска, учились в магометанских начальных училищах (мектебе), открытых в городе (первое училище в Томске было открыто в 1876 г.). Постепенно открывались и сельские магометанские школы. Такие школы строились и затем содержались за счет сельского общества. После получения образования в мектебе некоторые татары продолжали обучать своих детей в медресе г.Томска. Там же обучали и взрослых, которые готовились быть муллами, экзамены на получение этого духовного звания они ездили сдавать в Уфу и Оренбург. Усилившиеся контакты с русскими, влияние русской культуры порождало у некоторых татар желание обучать своих детей русской грамоте и именно в русской школе, но в целом среди томских сельских татар такие случаи были реже, чем среди городских татар».

Одновременно приводятся свидетельства широкого бытования в конце XIX - начале XX вв. языческих верований среди томских татар, хотя мусульманское духовенство и вело с ними длительную борьбу. В языческих верованиях нашла свое отражение история сложения этой группы, связи ее с соседними народами (алтайцами, шорцами, селькупами), позднее влияние языческих верований пришлых поволжских татар и русских. Синкретизм религии томских татар проявился и в том, что частично язычество вошло в состав их мусульманских воззрений.

По мнению Н.А.Томилова, в последние предреволюционные десятилетия шаманство среди томских татар было исчезающим явлением - шаманы камлали лишь по особым приглашениям, тайно, уже без бубна и колотушки, без специальной шаманской одежды, сами они жили обычно на краю деревни или даже несколько в стороне от нее¹².

Одним из главных факторов, определяющих основные тенденции развития культуры региона (не только Западной, но и всей Сибири) на всю советскую эпоху становится политика Советской власти в области культуры. Проиллюстрируем это на примере Постановления Томского губернского исполнительного комитета Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов об организации управления народным образованием (от 13 марта 1918 г.)¹³.

«1. Для руководства всем делом народного образования: школьного, дошкольного и внешкольного всюду в Томской губернии при Совете рабочих, крестьянских и солдатских депутатов создаются губернский, городские, уездные и волостные советы народного образования.

2. Советы народного образования создаются: а) из представителей Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов, избираемых последними; б) из представителей местных педагогов и учащихся (в том числе от профессионально-технических школ), из экспертов, приглашенных с правом совещательного голоса.

...6. Совет народного образования работает под руководством Совдепа и согласует свою деятельность с общим направлением деятельности последнего. В педагогическом бюджетном отношении советы народного образования обладают автономией и подотчетны высшим органам своей собственной иерархии...

8. Комитеты и советы по народному образованию распространяют свою деятельность также на народные университеты и курсы, выставки, театры, кинематографы, гулянья, библиотеки и т.д.

9. Там, где органы земского и городского самоуправления еще не прекратили своей деятельности, их работа по народному просвещению контролируется местным комитетом и советом по народному образованию».

Дополнительную информацию о результатах этих действий соединявшихся с инициативами «снизу» дает региональная периодика¹⁴. Так, например, по информации газеты «Знамя революции» в мае состоится большой праздник не только для Томска, но и для всей Сибири. В первой половине этого месяца начнутся занятия в 1-й народной художественной академии, открываемой губернским советом. По своей идее академия является народной. Живые силы она будет черпать в самой народной пролетарской толпе и уже возделанными, поставленными на твердый творческий путь академия будет возвращать их тому же народу. Академия художеств предстоящим летом организует для учащих, главным образом, сельских школ, инструкторские курсы рисования и лепки. Эти учащие вернутся осенью к занятиям в свои «медвежьи углы» и там, в процессе работы, определят наиболее талантливых для подготовки в академию. Местные совдепы будут приходить на помощь способным и малосостоятельным учащимся. Они дадут средства на устройство общежития, освободят от платы за право учения. Малограмотным дадут возможность получить общее среднее образование. В дальнейшем таким учащимся будет предоставлено право завершить свое художественное образование в заграничных командировках.

Томская художественная академия не будет чем-то оторванным от жизни, созданным для забавы учреждением. Она даст подготовленных архитекторов, скульпторов, выпустит мастеров-художников, способных украсить, облагородить нашу кустарную промышленность; академия приготовит специалистов-художников по цинкографии, в которых так нуждаемся мы, и, наконец, учителей рисования, предмета, вводимого теперь как обязательный, во всех учебных заведениях».

Периодика свидетельствует как об интенсивности, так и о противоречивости культурных процессов тех лет. Один из примеров связан с ситуацией в Тобольском музее в 1919 г. «При обилии в настоящее время беженцев в Тобольске, Тобольский Губернский музей в те часы, когда он открыт для осмотра его коллекций, всегда наполнен пестрой толпой посетителей. Их бывает так много, что Музей, при тесноте его помещения, был поставлен в необходимость принять особые меры к ограничению массового наплыва в него всех желающих его посетить. В последнее время Музей был, как и ранее, открыт 6 раз в неделю, но только на 4 часа в день одновременно в музей допускалось не свыше 75 человек. Ежедневно количество посетителей колебалось в пределах 250-300- 400 человек и более. Кроме беженцев, Музей посещается еще нередко воинскими чинами. При обилии посетителей Музея, ими были быстро раскуплены не только все оставшиеся экземпляры отдельных оттисков «Путеводителя по Музею», а даже экземпляры XXIX выпуска «Ежегодника Тобольского губернского музея», где этот «Путеводитель» напечатан в виде статьи в ряду других.

Приводимая информация свидетельствует и о позиции работников музея: «что касается самого последнего времени, перед Музеем встал вопрос: или стать Музею на некоторое время кунсткамерой для массы случайного люда беженцев и быть открытым, или же, закрывши свои двери для этой массы, продолжать свое тихое существование, производя незаметную работу, на пользу родиноведения, в тесном кругу своих сотрудников. При тревожном общественном настроении в настоящий критический момент и тяжелом положении беженцев, Музей счел за лучшее разрешить вопрос в первом смысле»¹⁵.

Новый взгляд на специфику взаимодействия органов советской власти и центра в области культуры (1917-1920 гг.) предложил недавно - В.Л.Соскин ведущий сибирский историк культуры, автор других основных трудов, раскрывающих многообразие культурных процессов революционной эпохи¹⁶. Он считает, что в целом культурное взаимодействие Центра и периферии в период установления советской власти (конец 1917 - первая половина 1918 г.) было слабым на всех «этажах». Основные причины этого представляются ученому так: во-первых, сохранилось и многократно усилилось действие природно-экономического фактора - огромные расстояния «увеличились за счет расстройства транспорта и средств связи; во-вторых, советский аппарат как в Центре, так и на местах находился в начальной фазе развития; он не располагал ни собственным опытом, ни работниками, ориентированными на изучение опыта других; в-третьих, внимание власти было приковано к политической сфере и насущным хозяйственным вопросам, в частности к решению продовольственной проблемы, и вопросы культуры в этих условиях отодвигались на задний план; в-четвертых, и это основная, своего рода, «почвообразующая» причина, демократическая составляющая революции на данном этапе доминировала¹⁷.

Он подчеркивает, что свобода деятельности многими на местах была воспринята весьма прямолинейно. Сильная тенденция к сепаратизму и независимости, существовавшая в прошлом, получила своего рода раскрепощение. Во многом она выражала реакцию на старый самодержавный централизм, с помощью которого верховная власть утверждала свое господство в провинции...В качестве примера автономистских настроений может служить позиция большинства кооперативных союзов Сибири, занимавшихся культурной работой линия кооперативов на обособление от официальных руководящих органов была типичной, она обосновывалась тезисом о независимости культуры от политики. Проявление автономистских тенденций было заметно и в ряде других областей культурной жизни. Так, довольно упорная борьба велась вокруг создания советов по народному образованию (СНО) на основе широкого общественного представительства. Суть конфликта состояла в том, что СНО, ставшие в глазах большевиков, прибежищем интеллигенции, подозрительно или враждебно настроенной к новой власти, претендовали на роль своего рода местных «парламентов», контролирующих «правительства» - отделы народного образования в составе Совдепов. Последние по мере упрочения своего положения добивались ограничения роли СНО совещательными функциями».

Иначе, чем раньше В.Л.Соскин оценивает процессы в культуре во время «вторичный» советизации Сибири. «Культурные департаменты в составе «сибов», и соответствующие органы губернского масштаба с большим рвением стремились в первую очередь провести в жизнь многочисленные декреты и постановления, осуществленные к тому времени в центральной части страны; именно в сфере культуры вопрос о двойном подчинении стоял более остро, чем в других областях. «Подчинение» как термин трактовался здесь шире, чем просто административная ответственность. Непосредственное общение по профессиональной «вертикали» отражало потребность местных работников в согласовании возникающих проблем с коллегами и специалистами, находившимися преимущественно в столичных городах или в самом Наркомпросе. Подавляющее большинство культурных учреждений «замыкалось» на губернские органы и через них контактировало с Центром или «сибами», но последние создали при себе ряд организаций обще сибирского масштаба... «сибы» принимали и решения запретительного характера. Так, на их совести лежит закрытие развернувшего работу в период колчаковщины Института исследования Сибири в Томске»¹⁸.

В дальнейшем на основе усиления партийного влияния, централизации и унификации происходило совершенствование организационной структуры руководства культурой. По мнению В.Л.Соскина, между сибирской провинцией и государственным Центром существовали противоречия, отражавшие прежде всего тип отношений, аналогичный отношениям между колонией и метрополией. Истоки этих отношений коренились в прошлом, многие черты которого были унаследованы советским режимом.

Важным представляется итоговое суждение ученого. «Период революции и гражданской войны, в рамках которого имело место разное соотношение демократизма и централизма, завершился мощным утверждением централизаторского начала. В культурной сфере это выразилось в том, что вместо развития подлинно самостоятельного творчества и партнерских отношений, присущих демократическому обществу, утвердились отношения зависимости и подчинения, маскируемые словами об отеческой заботе...»¹⁹.

Параграф 2

Вопросы и задания