Лето 1903 П. Н. Милюков провел в Чикаго, где прочитал 12 лекций в университете по истории политической мысли в России. Успеху своих лекций Милюков был обязан приглашением в Бостон в институт имени Лоуэлла, где читали лекции только признанные, наиболее выдающиеся ученые мира.

Лето 1905 г. прошло у Милюкова в напряженной агитационной работе. Ее ареной (кроме публичных лекций) были “Союз освобождения”, “Союз земцев-конституционалистов” и “Союз союзов”, председателем которого был с мая 1905 г. Цель своего сотрудничества в них Милюков видел в том, чтобы готовить общественное мнение к восприятию конституционной программы и вести подготовительную работу по созданию партии конституционных демократов. 7 августа 1905 г. П. Н. Милюков “был препровожден на месяц в “Кресты” за открытое обсуждение преобразований старого стоя. 12-18 октября 1905 г. при его активном участии прошел съезд конституционно-демократической партии, несомненным лидером которой он стал. В этот период П. Н. Милюков редактировал газеты “Свободный народ”, “Народная свобода” и пришедшую им на смену “Речь” - центральный орган партии. Лидер партии, непреклонный авторитет, образованнейший человек, активный политик, Милюков умело руководил кадетской фракцией во всех 4-х Думах, хотя не был членом первых двух.

Февральскую революцию П. Н. Милюков предвидел и считал ее неизбежной. В первом составе Временного правительства он занимал пост Министра иностранных дел.

Октябрьскую революцию П. Н. Милюков воспринял враждебно. Все его действия были направлены на создание единого фронта для борьбы с Советской Россией. После краха антибольшевистского движения П. Н. Милюков эмигрировал в сначала Англию, а с января 1921 г. - во Францию.

В эмиграции он разрабатывает “новую тактику” борьбы с Советской Россией. В Париже П. Н. Милюков был учредителем и председателем: Общества русских писателей и журналистов, Клуба русских писателей и ученых, Комитета помощи голодающим в России; одним из организаторов Русского народного университета; редактором газеты “Последние новости”; он постоянно выступал с докладами и лекциями.

Во время второй мировой войны П. Н. Милюков пристально следил за ходом военных действий и страстно желал победы СССР. В эти последние годы жизни историк писал свои “Воспоминания”, которые он так и не успел закончить. П. Н. Милюков умер в гостинице Экс-ле-Бен 31 марта 1943 года в возрасте 84 лет. П. Н. Милюков соединил в своем лице блестящего историка, крупного политика (участника и во многом вершителя революционных событий) и публициста. Он оставил после себя большое научное наследие активно осмысливаемое современным научным сообществом. Взгляды П. Н. Милюкова на историю России были сформированы в ряде работ сугубо исторического характера: “Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого”; “Главные течения русской исторической мысли”; “Очерки по истории русской культуры”, “Юридическая школа в русской историографии (Соловьев, Кавелин, Чичерин, Сергеевич) ” и т.д. и историко-публицистического: “Год борьбы: Публицистическая хроника”; “Вторая Дума”; “История второй русской революции”; “Россия на переломе”; “Большевистский перелом русской революции”; “Республика или монархия” и др. Из дореволюционного творчества П. Н. Милюкова наибольшим вниманием современников отмечены три его крупнейшие работы. Труд “Государственное хозяйство России ...” (1892г.) был высоко оценен научной общественностью, за него историк получил премию С. М. Соловьева. Работа П. Н. Милюкова “Главные течения русской исторической мысли” - крупнейшее отечественное историографическое исследование конца XIX века. Всеобщую известность и популярность Милюков как историк приобрел после выхода в свет его знаменитых “Очерков по истории русской культуры”, имевших в России до его эмиграции большой успех.

Высокий методологический и теоретический уровень, широкая документальность исследований, источниковедческое мастерство, глубокая индивидуальность мысли определили положение Милюкова как равного среди равных в ряду столпов русской исторической мысли - С. М. Соловьева, В. О. Ключевского, В. И. Герье, П. Г. Виноградова.

В 1980-х- и особенно, с начала 1990-х гг. политический портрет П. Н. Милюкова стал довольно рельефно вырисовываться в работах по истории политических партий, русских революций, российской интеллигенции, белой эмиграции.

За последние годы ситуация стала заметно меняться. В исследовательских работах намечаются новые подходы, для которых характерно не всеобщее отрицание, а попытки переосмыслить, выделить рациональные зерна либерализма (М. Г. Вандалковская, В. К. Кантор, Н. Г. Думова, А. Н. Медушевский, Т. Е. Грязнова, В. П. Корзун, В. В. Шелохаев, Л. В. Селезнева и др.) . Что касается традиции рассмотрения исторических взглядов П. Н. Милюкова историками науки, то она оставались почти неизменными в советской литературе с 1920-х по середину 1980-х гг. Согласно точке зрения А. Л. Шапиро и А. М. Сахарова, Милюков стоял на принципах позитивизма и принадлежал к школе неогосударственников. Они называют его самым тенденциозным историком начала ХХ века, умело подчинившим исторический материал аргументации политических позиций российской буржуазии. В начале 1980-х годов И. Д. Ковальченко и А. Е. Шикло высказали точку зрения на методологические взгляды П. Н. Милюкова и определили их как типично неокантианские. Они считали, что историк отрицал внутреннюю обусловленность и закономерность исторического развития, "подобная теория и методология исторического познания, могла привести лишь к искажению реального хода исторического развития" (12) , заключают историки. А. Н. Цамутали в своей работе подвел итог предшествующей историографии вопроса, заметив, что Л. Н. Рубинштейн, А. Л. Шапиро и А. М. Сахаров обратили внимание на то, что "Милюков пытался синтезировать свою концепцию на основе нового исторического материала, однако, пришел к обратному результату, подчинив конкретный материал формальной схеме" (13) . Историки подчеркивают также, что научившись кое-чему у исторического материализма, П. Н. Милюков остался на идеалистических позициях, более того, попытался использовать свою теоретическую вооруженность для опровержения марксистской исторической концепции" (14) . Анализируя теоретико-методологические взгляды П. Н. Милюкова, А. Н. Цамутали обращает наше внимание на то, что историк пытается улучшить позитивизм и доктрину О. Конта, сделать их более рабочими. Автор оспаривает взгляд, отождествляющий концепцию Милюкова с построениями государственников. Выходя за пределы, очерченные в предшествующей советской традицией, А. Н. Цамутали дает высокую оценку работе П. Н. Милюкова "Государственное хозяйство в России...", отмечает новые подходы к истории культуры в "Очерках по истории русской культуры". Безусловной новацией этого периода является интерес к историографическому творчеству П. Н. Милюкова. И, как нам представляется, именно здесь авторы стали освобождаться от идеологических стандартов в отношении историка (Р. А. Киреевой (15) и В. П. Корзун (16) .

Особую историографическую значимость представляет статья А. Н. Медушевского "Милюков: ученый и политик". Исследователь значительно расширил круг историографических и исторических источников, познакомил читателя с эмигрантской и современной европейской литературой и рассмотрел взгляды историка на революцию, его методологические позиции.

По А. Н. Медушевскому взгляды П. Н. Милюкова постепенно развивались по направлению к неоконтианству и эмпириокритицизму, и закономерность для него - ни что иное, как идеальный тип, вспомогательный инструмент познания".

Книга М. Г. Вандалковской “П. Н. Милюков, А. А. Кизеветтер: история и политика”. (М., 1992) - самое крупное и наиболее комплексное исследование, посвященное П. Н. Милюкову. Автор дает подробную политическую биографию кадетского лидера, показывает вклад Милюкова в развитие исторической науки, особенности его исследовательского метода, анализирует взаимовлияние историка и политика в его творчестве. Автор подчеркивает что Милюков признавал закономерность исторического процесса, принадлежал к школе неогосударственников, его общеисторическая концепция строилась на позитивистском подходе к анализу исторического материала. М. Г. Вандалковская отмечает, что Милюков внес большой вклад в изучение отдельных проблем русской истории, и добился результатов, которые вывели науку на новую, более высокую ступень ее развития. Автор впервые в историографии обозначила проблему эволюции некоторых звеньев концепции Милюкова, в частности, одной из стержневых идей о своеобразии русского исторического процесса.

В связи со 140-летием со дня рождения Милюкова в Москве в мае 1999 года состоялась международная научная конференция, посвященная памяти историка, результатом которой стал фундаментальный труд “П. Н. Милюков: историк, политик, дипломат”. (М., 2000) , в котором подведены итоги изучения философских, исторических и социокультурных основ мировоззрения Милюкова, показан вклад в отечественную историческую науку, в разработку доктрины и идеологии, программы и тактики либерализма нового типа. В качестве маркеров нового проблемного поля в изучении исторических взглядов П. Н. Милюкова особо отметим статьи Т. Эммонса и Т. М. Бона. Продолжая линию, намеченную М.Г.Вандалковской, Эммонс рассматривает концепцию историка в эволюции, сравнивая различные варианты изданий “Очерков по истории русской культуры”. Анализируя размышления Милюкова о своеобразии исторического развития России автор констатирует смещение акцентов - от констатации “совершенного своеобразия” до преодоления дихотомии Россия - Европа. Статья Т. Бона вписывает поиски Милюкова в контекст мировой науки. Сравнивая “ Очерки по истории русской культуры” Милюкова и “ Немецкую историю” Лампрехта, он рассматривает их появление как вызов старому историзму , как историографическую практику перехода

“от индивидуализированной политической и правовой истории к коллективной экономико-социальной истории”. Одновременно историк фиксирует отличия в авторских подходах, связанных как с национальными культурными традициями, так и с политической ситуацией, влиявшей на историографический дискурс.

Таким образом, анализ литературы позволяет сделать вывод, что исследование исторического творчества Милюкова начинает приобретать объективность и всесторонность. И все же с горечью можно констатировать , что в среде отечественных историков юбилейное издание “Очерков” остается не осмысленным (перефразируя Г.В. Плеханова - остается любимой, непрочитанной книгой русской читающей публики).

В теоретико-методологических взглядах П. Н. Милюкова преломилась сложная историографическая ситуация, когда столкнулись три методологические системы - позитивизм, неокантианство и марксизм.

П. Н. Милюков не приемлет эмпиризм позитивизма и абсолютизацию экономического фактора в социологических схемах марксизма. Свою позицию он представляет как нечто среднее между идеализмом и материализмом. Философские штудии П. Н. Милюкова относятся к периоду, когда в отечественной историографии только начинает складываться исследовательская программа неокантианства. В творчестве П. Н. Милюкова мы не находим ни постановки проблемы о специфической логике исторического исследования, ни способов ее разрешения, что характеризовало русских неокантианцев. Говорить об эволюции историка в сторону неокантианства можно, пожалуй, лишь имея в виду общую культурную атмосферу, пропитанную интересом к личности, творчеству, историзмом, культуре вообще, в частности, "культурной истории", о которой размышляет автор.

В "Очерках по истории русской культуры" П. Н. Милюков указывал на существование различных направлений в понимании предмета истории. На смену истории, заполненной рассказами - повествованиями о героях и вождях событий (прагматической, политической), пришла история, главной задачей которой является изучение жизни народных масс, т.е. история внутренняя (бытовая или культурная). Таким образом, считал П. Н. Милюков, "история перестанет быть предметом простой любознательности, пестрым сборником "дней прошедших анекдотов" - и сделается "предметом, способным возбудить научный интерес и принести практическую пользу".

Милюков полагал необоснованным существующее в науке противопоставление "культурной" истории, истории материальной, социальной, духовной и т.д. Историк понимал культурную историю в самом широком смысле: "и экономическую, и социальную, и государственную, и умственную, и религиозную, и эстетическую", но "...попытки свести все перечисленные стороны исторической эволюции к какой-нибудь одной мы считаем совершенно безнадежными", - заключает он. Итак, само обращение Милюкова к проекту “культурной истории” симптоматично, он пытается преодолеть эмпиризм позитивизма и его нелюбовь к “генерализирующим категориям”. Но, в тоже время, автор осознает невозможность внедрения этого проекта в историческую практику.

По Милюкову, в объяснении исторического процесса должна лежать идея закономерности, в связи с чем он в "Очерках по истории русской культуры" отмечает: "Мы принимаем закономерность исторических явлений совершенно независимо от того, может ли история открыть нам эти искомые законы".

П. Н. Милюков писал: "Если сравнивать между собой одни только готовые результаты и забыть о тех условиях, которые их создали, конечно, сравнение окажется затруднительным. Но задача историка именно и заключается в анализе исторического явления, в сведении его к создавшим его причинам".

Размышляя о сложности исторического процесса, исследователь приходит к выводу, что "общий результат, кажущийся на первый взгляд чем-то цельным и единым, мы должны анализировать дальше, чтобы выделить отдельные, создавшие его факторы. Легко может оказаться, что и выделенные нами факты, в свою очередь, будут не простыми элементами, а сложным равнодействующим более элементарных сил. Мы остановимся в этом анализе только тогда, когда дойдем до элементов, известных нам из ближайшей соседней области знания, то есть когда увидим, что силы, действующие в истории, находят в себе объяснение в психологии и вместе с последним опираются на все здание закономерности более простых явлений мирофизических, химических и физиологических". Такая позиция Милюкова была истолкована рядом исследователей как отрицание закономерности в исторической науке и противопоставление ее наукам естественным (И. Д. Ковальченко, А. Е. Шикло). В данном вопросе мы согласны с А. Н. Цамутали, считающим, что П. Н. Милюков, обращаясь к психологии, биологии и т.д., пытается улучшить позитивизм, здесь скорее звучит пафос единства знания, чем противопоставление.

Далее, П. Н. Милюков пишет, "признавши необходимость разлагать исторические явления на простые элементы, мы, тем самым, признаем, что сами по себе эти явления сложны. Необходимо признать и то, что сочетание элементов при бесконечной сложности явлений будет бесконечно разнообразно и что закономерности надо искать прежде всего в действиях отдельных элементов, а потом уже в их сочетаниях". Эти раздумья историка окрашены пафосом поиска закономерности и вполне вписывается в позитивистский идеал науки, в котором "научное объяснение есть прежде всего объяснение свойства целого из свойства его частей".

П. Н. Милюков различает в историческом результате три группы производящих его условий: "Первое условие заключается во внутренней тенденции, во внутреннем законе развития, присущем всякому обществу и для всякого общества одинаковом. Второе условие ... в особенностях той среды, обстановки, среди которой данному обществу суждено развиваться ... Третье условие... во влиянии отдельной исторической личности на ход исторического процесса.

Первое условие сообщает различным историческим процессам характер сходства в основном ходе развития. Второе условие придает им характер разнообразия. Третье, наиболее ограниченное в своем действии, вносит в историческое явление характер случайности". Таким образом, автор в первом и во втором условиях видит объективный ход эволюции истории, который, несомненно, предполагает наличие определенных закономерностей вообще, и в отдельно взятой стране, в частности. "Как раз относительно истории России, - пишет П. Н. Милюков, - мы знаем уже, как внутренний ход ее развития видоизменили под могущественным влиянием второго условия, исторической обстановки". Но, "если историческая обстановка, видоизменяющая историческое развитие, есть могущественный фактор в историческом процессе, то не менее основным и могущественным фактором надо считать внутреннее развитие общества, - во всяком обществе одинаковое". Третье условие предполагает альтернативность, возможность выбора, сила его воздействия может быть совершенно разнообразной, и именно оно вносит в исторический процесс элемент случайности.

Таким образом, Милюков пытался “улучшить” классический позитивизм, обращаясь к новейшим данным естественных наук, для него характерна попытка преодолеть историзм старого толка. Не случайно некоторые авторы причисляют Милюкова к представителям “критического позитивизма”.

Общая историческая концепция Милюкова строилась на позитивистском многофакторном подходе к анализу исторического материала. В ряду факторов, влияющих на процесс исторического развития Милюков особое значение придавал “фактору народонаселения”. Процессы народонаселения в России Милюков постоянно сравнивал с аналогичными процессами в странах Западной Европы. Как справедливо замечает М.Г.Вандалковская, Милюков считал, что существует два типа стран: страны с низким благосостоянием, и слабым развитием индивидуальности, с наличием неизрасходованных источников жизненных средств. В этих странах возрастание населения будет наиболее значительно. Для второго типа характерна высокая степень благосостояния населения, личность имеет большой простор для развития, а производительность труда может быть увеличена искусственными средствами, и, соответственно, прирост населения тормозится. Россию Милюков относит к первому типу стран. Для России был характерен низкий уровень благосостояния, обособленность низшего общественного строя, слабое развитие индивидуальности, и, соответственно многочисленность браков и рождений. Милюков демографические процессы, как в России, так и в Европе “рассматривал в совокупности и обусловленности этнографического состава населения и колонизации”, считал необходимым учитывать время заселения, отмечал запаздывание указанных процессов в России по сравнению с западноевропейскими.

Во втором разделе “Очерков по истории русской культуры” речь идет об экономическом быте. По Милюкову, экономическое развитие России было запаздывающим по сравнению с Западной Европой. Исходный тезис его рассуждений: переход от натурального хозяйства к меновому и странах Западной Европы завершился значительно раньше, чем в России. Натуральное хозяйство России Милюков считал “в высшей степени экстенсивным”, основанным на потреблении продуктов природы. С истощением зоологических богатств он связывал и оседлость земледельческого населения. Экстенсивность земледельческой культуры Милюков видел, также и в соотношении переложной, подсечной систем и трехполья, считая преобладающей в России до XVII в. “переложную систему”. Переход к интенсивным системам земледелия с большей затратой капитала задерживался крепостническим строем. Лишь освобождение крестьян положило конец натуральному хозяйству и поставило на очередь дня улучшение культуры земледелия. Задержка этого процесса объяснялась последствием социального переворота - отменой крепостного права, дешевизной рабочего труда крестьян, арендным характером крестьянского труда и т. д.

Запоздалость исторического процесса объясняется Милюковым климатическими и географическими причинами.

Русская равнина освободилась от сплошного ледяного покрова гораздо позже, чем западно-европейская территория. "На Западе передвижения этнографических масс улеглось в общих чертах в VIII-XI веке; таким образом Европа уселась на месте к тому времени, когда только что началась наша история", - констатирует автор. С течением времени эту запоздалость не удалось преодолеть, так как она углублялась взаимодействием целого ряда местных условий.

По свойству человеческой природы люди не склонны затрачивать на поддержание своего существования больше труда, чем необходимо, считает историк. Только возрастающее несоответствие между потребностями людей и запасами природы заставляет людей увеличивать количество работы. Поэтому, по П. Н. Милюкову, население начинает с того, что расхищает природные богатства. Истощение зоологических богатств центральной России в течение XVI века привел к отливу населения из центра на окраины. Только оставшиеся вынуждены были заняться земледелием. Размещение русского населения по всей российской территории совершалось в течение всей истории России и в XIX веке не закончилось, констатирует исследователь. Основными направлениями колонизации он называет север и юго-восток. Непрерывное перемещение русского народа мешало росту плотности населения, что определяло, по П. Н. Милюкову, примитивный характер нашего экономического хозяйства:

Россия по сравнению с Западной Европой запоздала в переходе от натурального хозяйства к меновому. “Экономический позитивизм” историка обнаруживается в расширении проблематики исследования, в проблемном поле экономической истории.

Начало промышленного развития России Милюков связывал с деятельностью Петра I. "В стране без капиталов, без рабочих, без предпринимателей и покупателей капиталистическая промышленность могла привиться только благодаря продолжительному и усиленному покровительству", - пишет историк. Второй этап развития промышленности исследователь связывает с именем Екатерины II. Новый тип вполне капиталистической фабрики, по П. Н. Милюкову, развивается в XIX веке, особенно после 1861 года, причем традиционное покровительство государства достигло к концу XIX века своего апогея.

Вопросы капиталистического развития занимали большое место в исторической концепции П. Н. Милюкова. При этом он обращался к труду В.И.Ильина (Ленина) “Развитие капитализма в России”.

Промышленность старой России носила преимущественно домашний характер, т.е. сосредотачивалась в деревне, - пишет историк. На Западе капиталист сперва появился в виде скупщика продуктов домашнего производства, затем превратился в оптового заказчика, потом начал давать мелкому производителю работу на дом и, таким образом, превратил, мало-помалу, мелкого независимого предпринимателя в наемного рабочего. В России, в отличие от Запада, мануфактура и фабрика не успела развиться органически из домашнего производства, - утверждает П. Н. Милюков. Они были созданы правительством искусственно. Новые формы производства были перенесены с Запада в готовом виде.

Кустарная промышленность не исчезает, а существует параллельно с капиталистической, живучесть и жизнеспособность ее П. Н. Милюков связывал с рядом как географических так и внутренних, экономических - в частности финансовых причин. Историк считает, что каждый тип производства в конце концов будет поглощен капиталистическим.

“Изучая культуру любого западноевропейского государства, - писал Милюков во введении к разделу о государственном строе, - мы должны были бы от экономического строя перейти сперва к социальной структуре, а затем уже к государственной организации. Относительно России удобнее будет принять обратный порядок, т.е. с развитием государственности познакомиться раньше, чем с развитием социального строя. Дело в том, что в России государство имело огромное влияние на общественную организацию, тогда как на Западе общественная организация обусловила государственный строй... У нас же, особенно в северо-восточной Руси, общество строилось сверху вниз”. Милюков, соответственно, первым делом дал описание развития государства в России и только затем перешел к разделу, посвященному сословному строю.

Элементарность экономического развития и редкое население вследствие сравнительно неплодородной почвы и плохих климатических условий, объясняет преобладающую роль государства в русской истории, наряду с наличием внешних угроз и географическими условиями, способствовавшими непрерывной экспансии: “Не объяснимое процессом внутреннего развития, появление этой верхней государственной надстройки - военно-национального государства-объясняется причинами внешними.

Как справедливо заметил Т.Эммонс, Милюков представил это видение российского “совершенного своеобразия…”, в терминах контианско-позитивистской риторики, утверждая, что развитие России в конечном счете происходит в соответствии с теми же универсальными закономерностями, что и на Западе, и что, в соответствии с ними, Россия уже проходит стадию гипертрофии государства и развивается в том же направлении, что и Европа;

Милюков выделяет три ступени развития общественных форм, которые проходит каждая цивилизованная нация: племенной быт; феодальный строй; национально-военное государство, из которого развился современный конституционный порядок. По П. Н. Милюкову, в России развитие этих форм несло печать государственного, а не органического происхождения.

По мере удаления от берегов Атлантического океана к Уралу процесс политического развития становится все более и более запаздывающим, считает историк. Зарождение государственного стоя на берегах Сены и Луары он относит к V-VII столетиям, на беспредельных равнинах будущей Российской империи тот же процесс совершается от пяти до девяти столетий позднее, чем во Франции: всего ранее он начался в Южной России, на Днепре и его притоках, в IX-XII веках; всего позднее от протекал в Московском центре - XIV и следующего столетия...

Государство на востоке появилось слишком поздно, чтобы вести свое происхождение исключительно изнутри, из стихийного процесса органического внутреннего развития, делает вывод автор. Оно было перенесено в Россию извне викингами. Причины позднего политического развития П. Н. Милюков видел в слабости или отсутствии "внутренних пружин, приводящих в движение" весь процесс политической эволюции", которые коренились в развитии экономического и социального строя.

На Западе общество и государство строилось снизу вверх: из примитивной стадии племенной жизни через промежуточную ступень феодальной аристократии. На Востоке социальное расслоение племен еще не успело развиться, как уже появилась потребность в государстве.

За отсутствием элементов местной национальной государственности, государственные учреждения здесь просто были положены сверху, над учреждениями племенными. В России общество строилось сверху вниз: "центральная политическая власть закрепила под собой военно-служилый класс, занявший место отсутствующей или слишком слабой местной земельной аристократии; а тот служилый класс закрепил под собой крестьянство", - пишет П. Н. Милюков.

П. Н. Милюков в "Очерках по истории русской культуры" пытается вернуться к государственной теории, но аккумулирует новейшие достижения отечественной и европейской мысли, подводя, таким образом под нее, более прочный фундамент.

Историк подчеркивает такую особенность России как отсутствие "плотного непроницаемого слоя" между властью и населением; т.е. феодальной верхушки. Это привело к тому, что общественная организация на Руси была поставлена в прямую зависимость от государственной власти. В России, в отличие от Запада, не было самостоятельного землевладельческого дворянского сословия, по своему происхождению оно было служилым и зависимым от государства. Всю историю русского дворянства (также как и горожан и крестьянства) П. Н. Милюков делит на четыре периода: до XV века дворяне-вольные слуги; в течение XVI-XVII вв. они сделались невольными слугами и были прикреплены к своему занятию (военная служба становится обязательной и связывается с владением земельным участком) ; в XVIII веке - дворяне раскрепощены, но сохранили за собой даровой труд и сделались привилегированным сословием; четвертый период начинается с 1861 года - с этого времени дворяне нуждались в опеке и покровительстве правительства, в связи с разрушением их экономической основы и привилегий. Таким образом, дворянство России, по П. Н. Милюкову, не являлось самостоятельной силой с которой могло бы считаться государство, потому что оно никогда не было в оппозиции. Городскому населению, считает историк, также присуща аморфность. Раньше, чем город стал нужен населению он понадобился правительству. Это был военный оборонительный пункт. Городское население приходилось создавать насильно.

Военно-национальное государство олицетворялось П. Н. Милюковым с Московским царством XV-XVI веков. Основная пружина - "это необходимость самообороны, незаметно и невольно переходящая в политику объединения и территориального расширения". Развитие русского государства связанно с развитием военных потребностей. "Войско и финансы ... с конца XV века надолго поглощают внимание центральной власти", пишет П. Н. Милюков. Все другие реформы всегда вызывались этими двумя нуждами. Так с конца XV века до смерти Петра Великого Россия пять раз переживает коренную ломку во всем строе государственного управления, в основе которых лежит необходимость финансового переустройства, вызываемого увеличением военных расходов. После Петра Великого государственная и финансовая системы были уже настолько развиты, что влияние военных потребностей на весь ход правительственной деятельности не проявляется больше так резко, хотя и не перестает играть определяющую роль.

Милюков, рассматривая “место развития” и экономики как здание, в котором живет и развивается духовная культура. Существование ее, по П. Н. Милюкову, процесс рецепционный, который транслируется школой, церковью, литературой, театром. Одна из особенностей русской культуры, считает историк, - отсутствие культурной традиции, которую он определяет как "единство общественного воспитания в известном определенном направлении", в следствии двух причин: "Во-первых, - как отмечает автор, - у нас слишком неровно началось какое бы то ни было общественное воспитание, во-вторых, наши идеалы за этот небольшой промежуток сознательного общественного воспитания слишком быстро и решительно менялись. То и другое совершенно естественно и необходимо вытекает из общего хода нашей исторической жизни...". Старая допетровская традиция, по мнению П. Н. Милюкова, была прочной и крепкой, но, сложившись в форме житейских привычек, а не в результате сознательного действия общественного воспитания, она была разрушена самой жизнью. Решающую роль в этом процессе сыграло внешнее культурное воздействие, весьма значительное уже с самых ранних ступеней российской государственности. Первоначально доминировало влияние Византии с наибольшей силой проявившееся в отношении русского общества к религии, затем, начиная с эпохи петровских преобразований, Россия испытывает решительное воздействие немецкой и французской культур.

В данном вопросе П. Н. Милюков продолжает традицию своего учителя В. О. Ключевского, который считает, что XVII век знаменует собой начало новой русской истории, однако, процесс европеизации затрагивает только верхние слои русского общества, в основном дворянства, что и предопределило его разрыв с народом.

Реформа Петра I - первый шаг в формировании новой культурной традиции, преобразования Екатерины - второй. Эпоха Екатерины II, по мнению П. Н. Милюкова, это эра в истории русского национального самосознания, именно в это время кончается "доисторический, третичный период" русской общественной жизни, старые формы окончательно вымирают или эмигрируют в низшие слои общества, новая культура окончательно побеждает.

Характерная черта русской культуры, по П. Н. Милюкову, - духовный разрыв интеллигенции и народа, который обнаружился в области веры. П. Н. Милюков констатирует, что в результате слабости и пассивности русской церкви, отношение интеллигентного человека к церкви было уже изначально безразличным, в то время как для народа была характерна религиозность (хотя и формальная) , безмерно усилившаяся во времена раскола. Но окончательный рубеж между интеллигенцией и народом пролег в результате возникновения у нас новой культурной традиции: интеллигенция оказалась носителем критических элементов, в то время как народная масса националистических.

Здесь следует учесть, что в более поздней работе "Интеллигенция и историческая традиция" П. Н. Милюков утверждает, что в принципе "разрыв интеллигенции с традиционными верованиями массы есть постоянный закон для всякой интеллигенции, если только интеллигенция действительно является передовой частью нации, выполняющей принадлежащие ей функции критики и интеллектуальной инициативы". Однако в России это процесс получил, вследствие особенностей ее исторического развития, рельефнее выраженный характер. Возникновение интеллигенции в России относится, по мнению М. Н. Милюкова, к 50-60-м годам XVIII века, но количество и влияние ее в это время настолько еще незначительно, что непрерывную историю российского интеллектуального общественного мнения историк начинает с 70-х - 80-х годов XVIII века: именно в это время появилась среда, могущая служить объектом культурного воздействия.

Судьба русской веры и отсутствие традиции, считает П. Н. Милюков, определила собой и судьбу российского творчества: "... самостоятельное развитие национального творчества, как и национальной веры, было остановлено в самом зародыше". Историк выделяет четыре периода развития литературы и искусства.

Первый период характеризуется механическим воспроизведением византийских образцов. Второй период - XVI-XVII века - период бессознательного народного творчества с активным использованием местных национальных особенностей. Но под давлением ревнителей настоящей греческой старины всякое национальное творчество подвергается преследованию. Поэтому, во время третьего периода искусство стало служить высшему классу и заниматься копированием произведений западных образцов. Все народное в это время становится достоянием низших слоев общества. С наступлением четвертого периода искусство сделалось истинной потребностью русского общества, в нем обнаружились попытки самостоятельности, целью которых стало служение обществу, а средством - реализм.

В самой тесной зависимости от истории русской церкви стоит и история русской школы. В результате неспособности церкви устроить школу, знания стали проникать в общество вне ее. Поэтому приступив к созданию школы государство не встретило конкурентов, что и предопределило в дальнейшем очень сильную зависимость русской школы от настроений русской власти и общества.

Таким образом, П. Н. Милюков рассматривает историю русской духовной культуры как единство социальных, властных фактов и внутренних ментальных процессов. К сожалению, в советской традиции такой синтетический подход к истории культуры был утрачен и подменен классовым анализом.

Обратим внимание также на бытование в научном сообществе мнения о принижении Милюковым развития русской культуры. Даже в новейших публикациях (например, в работах С. Иконниковой) мы встречаемся с такими выводами. Представляется, что концепция заимствований Милюкова более сложна и интересна. Исследователь во многом предвосхищает современное видение взаимодействия культур (вспомним М. Цветаеву - “Моим стихам… как драгоценным винам, настанет свой черед”).

Тема революции прошла через судьбу и жизненный опыт Милюкова. Первую русскую революцию Милюков осмысливает в ряде публицистических работ “Год борьбы” и “Вторая Дума”. Статьи первого сборника охватывают период с ноября 1904 по конец мая 1906 года; второго - с февраля по 3 июня 1907 года. Рассматривая историю первой русской революции оценивает ее как закономерное явление. Она была призвана осуществить реформистским путем преобразование царизма в правовое буржуазное государство в форме конституционной монархии. Причины революции 1905-1907 годов Милюков сводил к констатации политических предпосылок при явной доминанте психологического фактора. Суть революционных потрясений в начале ХХ века он видел в конфликте власти и общества по поводу конституции, а все фазы первой русской революции считал фазами борьбы за конституцию.

Для Милюкова был характерен политико-правовой подход к первой русской революции.

Второй русской революции он посвящает большую работу “История Второй русской революции”. Существенно дополняет его видение революции работа “Россия на переломе. Большевистский период революции” (Париж, 1927, Т.1-2). Работу над “Историей Второй русской революции” Милюков начал уже в конце ноября 1917 года в Ростове-на-Дону, продолжил в Киеве, где предполагалось издать 4 выпуска. Однако, издательство “Летопись” успело отпечатать лишь первый выпуск. В декабре 1918 года типография подверглась разгрому войсками Петлюры. Окончание набора первого выпуска и остальные выпуски были уничтожены и издание остановилось. Вновь к работе над “Историей…” Милюков приступил осенью 1920 года, когда получил от издателя, переехавшего в Софию, сохраненную им копию рукописи. Однако дело пошло полным ходом лишь с декабря 1920 года, - в это время автор получил доступ к обширной коллекции русских периодических изданий, хранящихся в Париже. Полный текст “Истории…” был подготовлен к печати и опубликован в Софии в трех частях (1921-1923). Практический опыт второй русской революции (Милюков рассматривал Февраль и Октябрь как единый революционный процесс) способствовал существенному расширению прежнего видения. Он осмысливал революцию как естественный процесс, заключающийся в постепенной смене настроений в широких социальных слоях, как насильственный переворот, как революцию социальную. Русская революция, по Милюкову, процесс подготовленный всей предшествующей политической эволюцией России, и следовательно - закономерный. Анализируя причины революции, Милюков обращает внимание на сложную систему взаимодействия географических, экономических, политических, социальных, интеллектуальных, культурных, психологических факторов. Это обстоятельство вызвало критику среди его ближних сподвижников, в частности - Струве, который называл его “фактопоклонником”. Но это же обстоятельство (позитивистский стереотип жесткой причинной связи, целесообразности и закономерности исторического процесса, преклонение перед фактом) послужило основой для научного признания свершившегося исторического факта. Любопытно, что эта общая тенденция имела и индивидуальное лицо, которое определялось субъективным фактором, ведущими личностями и народными массами. “Национальное лицо” русской революции Милюков видел: в самобытном анархизме масс, удерживавшихся режимом насилия в состоянии пассивного подчинения, в упадке влияния падающего класса, осужденного на гибель и цепляющегося за самодержавие, в теоретическом максимализме революционной интеллигенции, склонной к утопическим решениям и лишенной политического опыта, в сепаратистских настроениях вождей национальных меньшинств. В годы катастрофических перемен проявления этих черт становились особенно яркими.