§3. Утраты и приобретения в культурном потенциале региона (к проблеме роли «пришлых»).
Начиная с революционно-военных потрясений и особенно в 1920-е годы в культуре Западной Сибири переплетаются противоречивые процессы процессы, приводящие не столько к приращению потенциала региона, а к его трансформации и даже замене прежних связующих материальных и духовных координат культурного пространства региона на новые. Первыми начинают исчезать культовые вещи и прежние символы, являвшиеся доминантами исторически сложившегося культурно-цивилизационного ландшафта. Одна из массовых акций относится к 1922 г. Об этом в 1990-гг. появилось достаточное количество публикаций. Обратимся к тюменским материалам, приведенным Н.В.Войновой.
«Согласно декрету ВЦИК в местных советах были повсеместно созданы Комиссии по изъятию церковных ценностей в пользу голодающих. Действовала такая Комиссия и при Тюменском губкоме. 17 марта 1922 года состоялось совместное заседание Губернской комиссии по изъятию церковных ценностей с членами подкомиссий и представителями церковно-приходских советов. Присутствовало духовенство всех имеющихся в городе конфессий: 15 православных священников, ксендз, мулла, раввин. На заседании рассматривался вопрос об изъятии ценностей из церквей, синагог, молелен, мечетей на нужды голодающих. Протоиерей церкви Михаила Архангела М.Иноземцев заявил: «Церковное имущество не является нашей собственностью. Лично я не имею ничего против изъятия излишков церковных ценностей на нужды голодающих». Священник этой же церкви К.Ребрин сказал: «Двух мнений по этому вопросу быть не может, безусловно, нужно отдать голодающим все церковные ценности, которые являются лишними, но почему-то нет до сих пор указания от Патриарха Тихона по этому вопросу, а его воззвание скорее бы вызвало отклик у верующих». Священник Спасской церкви И.Папулов предложил «в срочном порядке распоряжение и инструкцию ВЦИК огласить прихожанам и обсудить вопрос об изъятии излишков ценностей». Священник Троицкой Единоверческой церкви П.Вшивков в своем выступлении отметил: «Время не ждет, раз люди гибнут от голода, необходимо скорее изъять все церковные излишки, не ожидая распоряжения Патриарха. Если Патриарх Тихон скажет не отдавать ценностей, а Христос сказал, что нужно в таких случаях помогать брату, и мы, как пастыри Его, должны это сделать». Все присутствующие священнослужители подписали совместное с Комиссией Постановление о порядке изъятия церковных ценностей в кратчайшие сроки.
19 марта 1922 года на совещании Губернской Комиссии по изъятию церковных ценностей в пользу голодающих служители церквей, молелен, синагог, мечетей поставили свои подписи под совместной резолюцией: «Оказать со своей стороны самую активную полную помощь в деле изъятия ценностей и призвать к этому всех верующих на местах, чтобы оказать комиссиям по изъятию ценностей из церквей и домов-молелен полное содействие в этой работе, идущей на спасение гибнущих миллионов человеческих жизней».
Приводимые Н.В.Войновой сведения раскрывают детали реализации изъятие «излишков».
Кампания по изъятию церковных ценностей началась 8 апреля 1922 года с Вознесенской (Георгиевской) церкви. Присутствовали члены Комиссии, члены церковно-приходского совета, милиция, прихожане. С первых же минут деятельности Комиссии стало ясно, что ни о каком частичном изъятии и речи быть не может. Члены Комиссии Евдокимов и Глушков, несмотря на протесты верующих, позволили члену Комиссии Вязову допустить кощунственные действия по отношению к почитаемым святыням. Вязов срывал с икон серебряные ризы, бросал их на пол, разбрасывал культовые ткани, спарывал с них жемчуг и камни. Комиссия изъяла почитаемую икону Георгия, в честь которого воздвигнут храм. Несмотря на многочисленные просьбы верующих, с нее был снят драгоценный оклад, а самой иконе нанесен большой ущерб. В течение 8-9 апреля из Вознесенской (Георгиевской) церкви было изъято «10 пудов 37 фунтов 63 золотника серебра, 3 тряпочки вышитые жемчугом, 4 напрестольных креста с драгоценными камнями и эмалями, 2 дарохранительницы и 2 богослужебных набора, которые являются священными сосудами. С точки зрения церковных канонов это святотатство». В итоге, согласно Отчету об изъятии церковных ценностей от 26 мая 1922 года из городских Тюменских церквей изъято серебра 53 пуда 36 фунтов 69 золотников 67 долей, драгоценных камней 69 золотников 72 доли, жемчуга 27 золотников 6 долей, золотой крестик 29 долей, золотой венчик весом 3 золотника с одним бриллиантом и 47 алмазами.
Тюмень - Крестовоздвиженский храм |
Эту информацию дополняет В.А.Чупин, приводя детали процесса превращений роли и статуса культовых зданий (Пророко-Ильинской церкви), поражающие даже на фоне всех известных в настоящее время перемен в судьбах тех церквей, которые уцелели в качестве памятников культуры.
«В начале 1930-х гг. разобрали верхние ярусы колокольни, сняли кресты. На основании договора № 69 от 19.02.1935 г. горкомхоз передал здание ломбарду, а с 1942 г. там располагается водочный завод (акт № 105, от 22.07.1942 г.). В 1950 г. на первом этаже здания находились производственные цеха, кухня, кладовая, на втором - лаборатория, клуб, буфет, лестничная клетка, на колокольне - деревообрабатывающая мастерская (Архив БТИ. Тюмень). В настоящее время в алтаре бывшего храма размещаются резервуары со спиртом, здесь водка производится, а в главном зале для богослужений находится главный конвейер, здесь она разливается по бутылкам и запечатывается»2.
Подробно этот вопрос рассмотрен и в исследованиях Н.И. Лебедевой на материалах Омского Прииртышья3.
Отдельная проблема для понимания культурных процессов в регионе в экстремальных условиях ХХ в. – это роль «пришлых». На их вклад в приращение культуры региона уже обращалось внимание. Остановимся на первой ситуации, когда волна мигрантов из Центра захлестнула сибирские города в ходе гражданской войны. Наряду с резким увеличением численности населения происходило перебазирование отдельных учреждений и коллективов, как, например, университетов из Казани, Перми, труппы Театра студийных постановок из Костромы под руководством ученика К.С.Станиславского А.Д.Попова впоследствии видного советского театрального деятеля, главного режиссера театра советской армии. Нам удалось обнаружить в томском государственном архиве анкеты заполненные от руки членами труппы, в т.ч. и самим А.Ф.Поповым4. Внешний фактор в поддержании и усилении местного культурного потенциала действовал как в условиях колчаковского правления, так и после восстановления советской власти, хотя в наибольшей степени это просматривается для Томска периода 1919-1920 гг., когда «пришлые силы» укрепляли активность томских ученых в рамках Сибирского геологического комитета, по разработке проектов Урало-Кузнецкого бассейна и Северного пути, по развитию деятельности Института Исследования Сибири - первого в России учреждения подобного типа, открытого в Томске в январе 1919 г. благодаря совместным усилиям представителей разных городов: и сибирских, и центральных. Отметим, что некоторые делегаты съезда по организации Института считали себя посланцами либо двух городов сразу - например, как П.Л.Низковский, геолог «из Омска и Петрограда» - либо уже только сибирских, как в случае с профессором Б.П.Денике, обозначившим себя в качестве уполномоченного Омского политехнического института.
Отсутствие столичного скепсиса по отношению к местной культурной среде, сотрудничество с «активным меньшинством» горожан-сибиряков в налаживании и обустройстве новых ячеек городского культурного пространства - эти черты отличали взаимодействие культурных потоков первой экстремальной полосы. Это подтверждают примеры слияния приезжей труппы А.Д.Попова и местной И.Г.Калабухова (по нашим данным, последний был в это время еще и заведующим подотдела искусств в Томском губернском отделе народного образования), их общих концертных выступлений и деятельности в качестве «серьезного идейного театра» в Томске и за его пределами - на Судженских копях, а позже гастроли объединенной труппой уже в Костроме. Результаты соединения пришлых и местных усилий по налаживанию экспериментальных форм в образовательно-просветительской сфере прослеживаются для Томска и на других не упоминавшихся до сих пор примерах, связанных с именами С.И.Гессена и Н.Е.Румянцева. Последний, будучи известным российским экспериментатором в области школьной психологии и эстетического воспитания, за короткий период деятельности в Томске открыл курсы по дошкольному воспитанию, организовал детские клубы, продолжил в виде научного сборника издание начатого еще в Перми журнала «живой общепедагогической мысли по вопросам дошкольного, школьного и внешкольного образования» (Н.Е.Румянцев скончался от сыпного тифа 17 декабря 1919 г.). В русле указанных действий находилась совместная акция по организации и проведению летом 1918 г., несмотря на перемены властей, томских учительских курсов, на которых обучались и учителя Омской железной дороги; на них С.И.Гессеном были прочитаны курсы «Философские основы педагогики» и «Лекции по философии права», вызвавшие наибольшее внимание.
Помимо отмеченных инициатив, индивидуальных и совместных, к представлениям о трансформациях культурно-цивилизационного ландшафта первой полосы необходимо присоединить более известные, но разрозненные факты, приводившиеся литературоведами и искусствоведами Е.И.Беленьким, А.Н.Гуменюк, И.Г.Девятьяровой, Г.Ю.Мысливцевой. Они касаются деятельности художественной интеллигенции по организации выставок, одна из которых – весной 1919 г. по своему географическому диапазону участников отражала изменившийся статус Омска, его положение столицы «белой России». Эта акция стала важным шагом к возникновению здесь в 1920-1921 гг. единственного в Сибири художественно-промышленного техникума и точкой отсчета для активного комплектования фондов будущего музея изобразительных искусств. Примечательны в этом ряду действия по подготовке и изданию оригинального журнала искусств, литературы и техники - омского временника «Искусство», по выявлению и постановке на охрану памятников старины в Томске.
Трансформации культурно-цивилизационного ландшафта в Новониколаевске начали закладываться с переводом общесибирских партийно-административных органов советской Сибири из Омска в Новосибирск выразились не только в разовом резком увеличении численности населения за счет управленцев и их семей, но и в «срочной разгрузке города от лиц, не занятых общественным трудом и не связанных близким родством с гражданами, работающими и проживающими в пределах города», исключения составили имеющие заслуги перед советской властью. К началу 1920-х годов новая сибирская столица стала перетягивать интеллигенцию других сибирских городов, ослабляя таким образом их культурный потенциал, а иногда и лишая их части притягательных мест5.
Другой сюжет об участии «пришлых» иностранцев в обустройстве культуры региона, относится к 1920-м г. Об этом свидетельствует недавно опубликованные материалы Л.Ю.Галкиной о деятельности автономной индустриальной колонии (АИК – «Кузбасс»). Автор подчеркивает, что особое внимание уделялось желанию женщин учиться и устранению факторов, мешавших осуществлению этого желания6.
Колонистки добивались открытия детских яслей, повышения культуры обслуживания в магазине, где из-за отсутствия рациональной организации приходилось выстаивать огромные очереди, занимались созданием и работой пионерского лагеря. В колонии организовывали сбор вещей и продуктов для безработных Кемеровского рудника, число которых, например, в 1924 г. превышало 100 человек. АИК оказывала помощь приюту для бездомных детей, передавая им продукты питания, средства гигиены, писчие принадлежности. Предприятие систематически отчисляло деньги, вырученные за перевозку частных лиц через Томь, на борьбу с беспризорностью. Среди американских и русских женщин успешно вела работу энергичная, умная Сара Грунд. Надо сказать, независимые, уверенные в себе, деловые, занимавшиеся спортом и заботившиеся о своей внешности иностранки вызывали восхищение у местных женщин. Сибирячки, общаясь с колонистками, заимствовали нетолько фасоны одежды, причёски, но и манеру поведения, активное отношение к жизни.
Культурная жизнь Щегловска, а тем более посёлка на правом берегу была небогата, поэтому самодеятельные музыкально-вокальные и праздничные вечера, устраивавшиеся работницами Кемеровского рудника в честь памятных дат (Международного дня работниц, Первого мая, Октябрьской революции, Дня образования СССР и др.), пользовались популярностью. В программу включались оркестровые пьесы, хоровое и сольное пение, инсценировки пьес, танцы, чтение стихов, коллективные декламации. Неизменными участниками таких вечеров становились женщины и дети колонии, являвшиеся представителями различных наций и приобщавшие слушателей и зрителей к своей культуре и языку.
В материалах Л.Ю.Галкиной выделяется яркий фрагмент свидетельствующий о переплетении разных культурных традиций и вторжении в эти процессы идеологического фактора. «Летом 1923 г. в Коммунальном доме открылся новый прекрасный обеденный зал - большая просторная и светлая комната, в которой по четвергам стали проводить вечера с приглашением русских, не более двух человек на каждого аиковца-иностранца. Играл маленький любительский оркестр. Музыкальными инструментами были скрипки, гитары и губные гармошки. По воспоминаниям кемеровчан, получалось хорошо. Всего же в колонии в то время насчитывалось порядка 40 музыкантов-любителей. Кроме того, в АИК был прекрасный немецкий хор из 20 человек. Танцевали, играли, пели с 9 часов вечера до 12 ночи. Русские танцоры, осваивая вальсы и фокстроты, обучали иностранных партнёров своим темпераментным и живописным народным танцам. В связи с этим небезынтересно отметить, что на состоявшемся 20 февраля 1923 г. заседании Президиума укома в рамках борьбы с «буржуазными пережитками» был заслушан вопрос о «Танцах в общественных местах коммунистами» и вынесено постановление о запрете таковых. Особенно нравилось сибирякам неведомое прежде угощение - разносимые во время танцев на подносах консервированные ананасы, персики, апельсины и прохладительные напитки»7.
Автор отмечает, что правление и актив АИК много внимания уделяли Народным домам и клубам, являвшимся центрами культуры и распространения знаний. Считалось, что в АИК была лучшая в городе организация культурно-просветительской работы. К концу 1925 г. на руднике существовало уже семь народных домов с кружками и секциями.
Заметим, что в этом факте вновь отражается общая линия социокультурного творчества. Показательно, что среди колонистов были финны и немцы. Приводимые сведения одновременно вписываются в образ Западной Сибири 1920-х гг. как региона-площадки для творчества. Больше всего было желающих заниматься в драматическом кружке и духовом оркестре. В клубе-театре систематически проводились вечера, ставились спектакли, а с конца 1925 г. регулярно демонстрировались кинофильмы. В рабочем клубе коксохимзавода (КХЗ) работали 11 кружков: рукоделья, политический, электромеханический, струнный оркестр, спортивный, драматический, юнсекция, профкружок и др. С Сибирским отделением Совкино был заключён договор на доставку кинофильмов. Это позволило давать ежемесячно два бесплатных сеанса и экономить 50-60 рублей. АИК предоставила дополнительное помещение для просмотра фильмов.
Большое значение имеют собранные исследовательницей материалы для нашего вывода о том, что колония и ее деятельность была уникальным элементом культуры Западной Сибири для взаимодействия разных культурных слоев. Так, она указывает, что колонистами большое значение придавалось повышению образовательного уровня местного населения. На нужды культуры и образования колония отчисляла пять процентов от фонда заработной платы.
Особая роль принадлежала библиотеке АИК, располагавшейся в просторной комнате на втором этаже здания главной конторы. Здесь на попечении дипломированного библиотекаря находилось около 3000 книг. На полках лежали номера газет на всех языках, в том числе и «Известия», «Правда», крупнейшая газета региона «Советская Сибирь», «Кузбасс». Библиотека располагала солидным фондом технической литературы и беллетристики. Книги и журналы выдавались на срок до двух недель не только колонистам, но и всем жителям рудника.
Эта культурная ячейка обеспечивала связь Западной Сибири с другими странами. «Оформление подписок на периодику и закупка новейшей литературы различных жанров производились на пожертвования зарубежных друзей колонии. Регулярно поступали в колонию журналы по горному делу, энергетике, металлургии. Библиотечные фонды пополнялись также за счет даров частных лиц. Так мисс Грэндал из Нью-Йорка передала в АИК годовые подшивки двух химических журналов. Доктор Келли переслал в Кузбасс медицинские журналы по хирургии, гинекологии и акушерству за 1921-1923 гг. Мистер Берне из Сиэтла собрал для аиковцев ящик книг весом 30 кг. Ценные книги по механике подарил Техническому бюро колонии А. Иоренс из американского штата Иллинойс. В АИК было принято решение передавать привозимые колонистами книги в библиотеку для общего пользования. Некоторые из них до сих пор хранятся в фондах Кемеровского областного краеведческого музея8.
Об уникальности библиотеки АИК «Кузбасс» говорит тот факт, что между ней и Томским университетом осуществлялся обмен книгами и периодическими изданиями. В результате английский язык стал главным среди европейских языков, преподаваемых студентам университета.
Отметим, что с прибытием иностранцев у некоторых сибиряков появился интерес к изучению языков. 7 марта 1922 г. на руднике открылась школа английского языка. В объявлении сообщалось, что занятия будут проводиться с 7 до 9 часов вечера.
Благодаря «американцам» многие сибиряки впервые в жизни увидели легковой автомобиль, трактор, картофелекопатель, навозоразбрасыватель и другие машины, а некоторые даже научились управлять ими. Во время проведения сельскохозяйственных выставок, в которых участвовала и ферма АИК, автомобиль катал детей. Как на чудо смотрели местные жители на бытовые электроприборы - утюги и плитки, когда колонисты, демонстрируя возможности использования электричества, гладили бельё и пекли блины. На полях, в огородах и садах кузбассовцев появились новые сорта злаков, свёклы и моркови, многолетний шиповник, сирень и другие культуры, семена которых были ввезены колонистами или пересланы сельскохозяйственными колледжами Америки в опытных целях и раздавались бесплатно всем желающим. На ферме АИК выращивали даже арбузы. В повседневный быт кемеровчан вошли изготовленные в Америке молочные стеклянные бутылки, два вагона которых были приобретены заведующим фермой Кингери летом 1925 г. у американской коммуны. С тех пор рабочие химзавода получали молоко в бутылках.
Таким образом, совершенно очевидно, что деятельность Автономной индустриальной колонии «Кузбасс» способствовала улучшению жилищно-бытовых условий и повышению уровня общей культуры кузбассовцев9.
Примечательным явлением в истории культуры региона в советскую эпоху следует считать активное участие иностранцев в строительстве новой культуры.
Схема застройки Новокузнецка |
13 июня 1930 г. началась постройка первых десяти кирпичных 32-х квартирных домов Соцгорода металлургов. Построенные в те далекие годы жилые дома Маевской застройки, кроме дома 1, по проспекту Энтузиастов и Хитарова, существуют и поныне. (Часть их была реконструирована силами того же Кузнецкого металлургического комбината).
История строительства Новокузнецка – яркий пример советской культуры в ее региональном варианте. Ю.Журавков делит ее на периоды: 1929-1936 гг.; 1936-1945 гг.; 1945-1960 гг.; четвертый после 1970-1980-х гг.
Очередной проект плана города был разработан в 1933-34 годах местной проектной организацией «Стандартпроект», в последствии он стал называться «Горстройпроект», а утвержден он был в 1936 г. Проектом предусматривалась численность населения в 130 тысяч, однако при рассмотрении в Наркомхозе, число было увеличено до 200 тыс. жителей.
Оценивая новый проект, Журавков пишет, что участие местных специалистов в проекте положительно сказалось на его качестве. В новом проекте было четко проведено функциональное зонирование территории города, закреплены главные транспортные магистрали, предложено было вести застройку капитальными домами повышенной этажности с нормой в 9 кв. м. на проживающего. Проектом был намечен «скелет» Центральной части с центром в районе Театральной площади, определено место парка культуры и отдыха. Город приобретал обширные границы и выходил на берег Томи и Кондомы.
По мнению автора, который делает свои выводы с заинтересованностью «местного жителя» и одновременно создателя образа города с 1966 г., к этому времени уже начали разрабатываться планы по строительству «второго КМК» - коксохимического и азотно-тукового заводов. Этот фактор повлиял на перспективу градостроения. По новой схеме городское население определялось уже в 300 тыс. человек, а в перспективе - в 450 тыс. жителей. Начался второй активный период строительства. Особенно интенсивно застраивался и благоустраивался Сталинск, с 1936 года: появилась регулярная застройка, многоэтажные дома, общественные здания, школы и другие объекты. К 1941 году город становится уже красивым, у него появилось собственное лицо.
Этот последний штрих для нас весьма красноречив – в культурном пространстве региона формируются «свои» черты. И среди них молодые города-детища советской индустриальной модернизации. Вновь обратимся к материалу Журавкова, который положен в основу современной музейной экспозиции. К 1939 году фактическое население города (с 1932 г. он стал называться Сталинском) достигло 170 тыс. человек. К началу войны население возросло еще больше. В годы войны были срочно эвакуированы и построены новые заводы, обусловившие возникновение новых жилых районов. К началу третьего, послевоенного периода, население достигло почти 260 тысяч. Таким образом, уже в тридцатых годах, благодаря КМК была заложена основа для формирования крупного современного города с четкой планировочной сеткой улиц, точно найденным «человеческим» масштабом жилых кварталов и площадей. Правда, в годы войны, когда шло интенсивное промышленное строительство, гражданское строительство велось главным образом временным барачного типа жильем.
Новокузнецк - соцгород 1931 |
Весьма необычайны и примечательны следующие сведения Ю.М. Журавкова: «Последующее поколение проектировщиков учитывало структуру организации городского пространства и поддерживало градостроительный уровень. Интересен тот факт, что еще в 1942 году был разработан проект застройки улицы 25 лет Октября. По проекту она начиналась от ул. Суворова и выходила на Школьную, пересекая ул. Кирова. Посредине улицы был запроектирован большой сквер, по которому запрещалось движение автомашин. Организация такой зоны вносила разнообразие в архитектурный облик города и создавала хорошие условия для проживания и отдыха, так как здесь размещались: школа, торговые помещения, библиотека, кинозал и др. объекты. О такой возможности - создать пешеходную улицу - мечтали зодчие всех поколений Новокузнецка.
Объемно-пространственное решение застройки этого участка города выглядело очень заманчиво - этому способствовало и обилие зеленых насаждений, газонов, цветников, которые сохранялись и поддерживались в отличном состоянии почти до 1960-х гг11.
Застройка города периода 1960-1980 гг., а именно его Центрального района, также происходила под влиянием соцзаказа КМК. От Сада и Дворца металлургов, театра; от первого трамвая, включая все транспортные коммуникации, до застройки центральных микрорайонов у гостиницы «Новокузнецкой», проспекта Кузнецкстроевского, Комсомольской площадки; от квартала у бывшего здания Политпроса до Бульвара Героев и ансамбля застройки главной улицы города - пр. Кирова - во всем проявляется градостроительная роль Кузнецкого комбината. Этапы развития города невероятно коротки, таких быстрых темпов строительства городов в отечественной практике найдется немного, чтобы за полвека с небольшим население выросло до 600 тысяч. И первым его заказчиком и строителем стал КМК12.
Вопрос об изменении облика, потенциала и роли городов в региональной культуре советской эпохи относится к числу слабо разработанных историками культуры. Обратимся к некоторым оценкам специалистов из других областей знания. Так, известный сибирский историк градостроительства Б.И.Оглы считает, что на развитие городов Сибири в 1920-1930-е гг. оказали влияние теоретические схемы нового города и так называемого «Лучезарного города» Корбюзье. Это проявилось, например, в проекте планировки левобережной части Новосибирска на основе четкой, укрупненной квадратно-диагональной сетки магистралей, а также в том, что в основу функционального зонирования при разработке схемы районной планировки Кузнецкого промышленного района был положен принцип линейного расселения13.
Выполнение проектно-планировочных работ и составление генеральных планов для городов Сибири начинается в основном с начала 1920-х гг. Однако впервые принципиально новые позиции в советском градостроительстве в форме законодательных положений вырабатываются несколько позже. И здесь мы можем видеть привнесенный из центра импульс. Б.И.Оглы пишет об этом: «В 1932 г. было принято постановление Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров РСФСР, которое наметило вехи социалистической планировки городов. Были утверждены методические указания и правила по планировке и застройке городов, предусматривающие функциональное зонирование, очередность реализации генеральных планов и комплексную увязку всех вопросов производства, энергетики, транспорта, благоустройства, быта, гигиены и культуры. Особое внимание при этом обращалось на применение местных недефицитных стройматериалов, облегченных и упрощенных конструкций и другие экономические вопросы. С 1932—1933 гг. для районов крупного промышленного строительства была установлена в законодательном порядке необходимость разработки схем районной планировки. В первую очередь разрабатываются генеральные планы для новых бурно развивающихся индустриальных центров Западной Сибири»14.
Параграф 2 | Параграф 4 |