Дальнейшее расчленение происходит внутри той или иной научной дисциплины. Ученые работают в рамках отдельных научно-исследовательских направлений внутри дисциплины. И каждое их объединение “может быть названо исследовательским сообществом”. В свою очередь исследовательское направление, каждое из которых разрабатывается научно-исследовательской группой. Однако дифференциация на этом не заканчивается. Существует еще одна форма объединения ученых. Такой формой является научная школа, которая представляет, по нашему мнению, элементарную эволюирующую единицу науки. Она образует ту единицу, которая обеспечивает и преемственность научного знания и создает условия для его развития”. С такой точки зрения школа хотя и является неформальным институтом науки, но все же выступает как ее закономерное, необходимое, массовидное звено.

С точки зрения американского исследователя Д.Прайса "незримые колледжи" задают статус каждого ученого путем апробации его результатов компетентными коллегами, и, кроме того, эффективно решают проблему коммуникации, сводя большую группу ученых к небольшой выборке тех, чье мнение значимо для данного исследователя, и которое уже может быть охвачено межличностными отношениями. Большое внимание в науковедческой литературе уделяется школе как системе обучения научному творчеству, отношения к науке, особенностям трансляции знания. Таким образом науковедческий подход позволил увидеть многообразие исторического процесса и обнаружил значимость специального изучения институциональных и организационных основ исторического знания для понимания механизмов получения этого знания. В сознании историков произошло усложнение образов профессионального исторического знания, но в историографическую практику этот подход внедряется недостаточно активно.

В последние десятилетия ХХ века можно зафиксировать усилившийся интерес к проблеме региональных школ в исторической науке. “Школьный пласт” исследований предполагает реконструкцию внутринаучных коммуникаций, на что обращают внимание такие отечественные авторы, как Б. С. Каганович, В. С. Брачев, С. Н. Погодин, Г. П. Мягков, Е. А. Ростовцев и др. В центре внимания практически всех современных исследователей является проблема Московской и Петербургской школ русских историков. Укажем на сложившуюся диспропорцию в изучении этих школ.

Феномен Московской школы не стал до сих пор предметом специальной исследовательской программы (исключение составляет статья Д. А. Гутнова об исторической школе Московского университета, статья профессора Стенфордского университета Т. Эммонса, историографические заметки А. Н. Шаханова, сравнивающего взгляды Соловьева и Ключевского. Более последовательно изучается петербургская историческая школа (Б. С. Каганович, С. В. Чирков, А. Н. Цамутали, С. Н. Погодин, В. С. Брачев, Б. В. Ананьич, В. М. Панеях, Е. А. Ростовцев). Д. А. Гутнов в статье об исторической школе московского университета формально склонен придерживаться иерархического подхода к школе. Он пишет: “Отечественная историография ныне придерживается того взгляда на историческую школу, согласно которому под ней подразумевается достаточно узкая группа историков, составляющая часть более широкого течения или даже направления. Критерием же выделения “школы” чаще всего признаются методические приемы, объединяющие такую группу исследователей иногда то, что они были учениками или последователями одного крупного ученого или группировались вокруг одного университета”. Но эта традиционная иерархическая схема нарушается самим автором так как он полагает, что в рамках исторической школы Московского университета развивались два самобытных, тесно связанных друг с другом направления изучения истории - русской и западной. Речь идет о школе В. О. Ключевского в области русской истории и П. Г. Виноградова в области истории всеобщей. Гутнов доказывает сходство этих школ по таким параметрам как общие методологические установки (позитивизм) , внимательное отношение к историческому источнику - “скрупулезный анализ и тщательно сделанных на его основе выводах”; социальная направленность исследования и как отражение этого преимущественное внимание “к изучению социально-политических процессов развития общества, обостренный интерес у проблемам формирования гражданского общества и его взаимодействия с властью, политической эволюции государства и эпохам реформам, изучению социальных катаклизмов и их последствий”. И на основании этого он делает вывод о единой исторической школе Московского университета.

Поэтому С. В. Чиркову кажется целесообразным различать научные школы как “различные типы научной культуры”, т.е. изучать “типологию научной культуры, передача традиций которой “является одной из важнейших функций научной школы”.

Другая группа историков (А. Н. Цамутали, В. С. Брачев, В. П. Корзун) полагают, что в начале века происходит сближение школ и складывается так называемая “новая волна” историков (В. А. Муравьев) . Акцент делается на расширение межшкольных связей между представителями этих школ, на общности исследовательской ситуации рубежа веков, на компромисс С. Ф. Платонова с Московской школой.

На наш взгляд, эта проблема требует дальнейшего анализа, особенно в свете культурно-исторического и науковедческого подходов. Не претендуя на ее решение в рамках учебника, попытаемся рассмотреть концепции крупнейших представителей Московской и Петербургской исторических школ.